Жрица смерила его долгим взглядом. Затем посмотрела поочерёдно на замершую напряжённо Тайру, на Рейну, сжимающую верёвку в кулаке, наконец, на безмятежного Дёрана. Поразмыслила некоторое время… Наконец приняла решение.

– Для этого человека поздно просить о милосердии, но молитва Ветру Карающему могла бы успокоить его дух. Идём со мной; я отведу тебя к нужному алтарю.

…спускаясь вниз по ступеням вглубь храма, Алар обернулся – и успел заметить, как юный жрец-служка убирает разбитую плитку с подножья статуи; мальчик в чёрных одеждах, посвящённых Ветру Ночи.

Тому, кто покровительствует всем делам тайным, скрытым во тьме.

Долго идти не пришлось. Жрица привела их в небольшую комнату под землёй, где горела жаровня и стоял низкий стол с чернильницей, явно сделанной в Ишмирате. Рядом лежали свитки и тонкие листы бумаги, а ещё исходила паром глиняная пиала с чаем – его, похоже, только недавно налили, и он даже не успел остыть.

«Похоже, что жрица трудилась здесь, когда ей сообщили о чужаках в храме, – подумал Алар, приглядываясь к обстановке. – Что ж, служители Ветра Ночи работают в Кашиме хорошо, ничего не скажешь… Тогда почему они допустили убийство своего союзника?»

В том, что мастер сотрудничал именно с ними, как и в том, что он мёртв, Алар уже не сомневался.

– Михрани три дня назад пыталась убить своего сына, – без предисловий начала жрица, вернувшись за стол. – Садитесь и вы, разговор долгий… Принеси письмо Сетона, сына Нери, – обратилась она к молоденькой жрице в чёрных одеждах, ожидавшей приказов в тени. – Но ветры благоволят Ачиру, и он сумел бежать. С тех пор он стягивал к Кашиму верные ему силы из ближних оазисов, и теперь почти готов войти. Мы отворим ворота на рассвете, через два дня.

Она умолкла. Алар опустил взгляд, раздумывая, затем произнёс:

– Раз ты не просишь меня о помощи, зная, кто я, значит, рассказываешь лишь затем, чтобы предупредить об опасности.

– Всё так, – степенно кивнула жрица и пригубила чай. Судя по тому, как блаженно прикрыла она глаза, мечталось ей об этом уже давно. – Ачир победит; у него дюжина морт-мечей, а у михрани всего семь, и люди в городе на его стороне. Но ближайшие дни будет неспокойно… Сетон был моим давним другом, – продолжила она чуть мягче, и глаза у неё потемнели. – И служил храму десятилетиями… Полгода назад он узнал о тайном оазисе, называемом Сулвари, и о том, что там попираются многие законы. Вместе с верными мне людьми он добрался до него и успел отправить с птицей одно донесение, а затем вошёл в оазис и пропал. А дюжину дней спустя был убит сын михрани, и началась смута.

– И отомстить за друга не вышло, – кивнул Алар понятливо. – Что было в донесении?

Жрица не стала ничего утаивать:

– Короткая записка с несколькими словами, расположенными друг под другом: «тринадцать», «дым», «дом под домом»… И ещё одно редкое слово на старом диалекте, которое означает «человек, пожирающий членов своей семьи», – добавила она, поколебавшись. – Это бранное слово, однако он не стал бы писать его тайным храмовым шифром в важном донесении.

– Значит, он написал именно то, что имел в виду, – улыбнулся Алар, точно зная, что улыбка его сейчас выглядит неприятно. – Осталось понять, было ли то поэтическое сравнение, или там и впрямь люди друг друга поедают… Это всё?

– Есть ещё обрывок карты, – ответила жрица. – Неточной и плохой; но ведь такому, как ты, не нужна целая карта, чтобы найти человека, который её начертал.

– Нет. Не нужна. Но мне понадобятся тхарги, вода и пища… Да, и ещё заготовка для поискового маятника.

Жрица улыбнулась:

– Ты получишь их к середине ночи.

Они покинули Кашим за два часа до рассвета – на трёх быстрых тхаргах, с запасом питья и еды на несколько дней. Дёран прекрасно держался верхом, словно прежде ему не раз приходилось передвигаться по пустыне на ящерах, и Рейна поехала именно с ним. Алар тоже быстро вспомнил, что делать с поводьями: спутник, по счастью, не посчитал знание запретным. Сложности возникли у Тайры – тхарги с их выпуклыми глазами и цветными гребнями на головах пугали её, но освоилась она быстро – все кьярчи точно в седле родились и с любыми скакунами обращались ловко.

В темноте пустыня была совсем иной.

Розоватые пески выглядели серыми и источали холод; до самого горизонта – только дюны и дюны, едва ощутимый ветер и тишина. Когда огни Кашима скрылись, стало казаться, что в целом мире ничего нет, кроме песка – и шелестящего звука, с которым тхарги взбирались на барханы, и дыхания, и шороха одежд. Глубокий купол неба на западе потемнел до черноты, а на востоке начал белеть, и звёзды там словно истончались, медленно выцветая. Один из полумесяцев уже опустился за край земли, другой, бледный и тонкий, висел низко-низко – огромный, красноватый из-за дымки. Воздух пах чем-то безжизненным, минеральным, сухим; изредка веяло жухлыми травами и пылью… а ещё северными цветами, ишмиратским прозрачным мёдом и вином – когда Дёран поднимал руку, чтобы поправить тюрбан, и одежды у него немного распахивались.

Аромат казался Алару смутно знакомым – по той, прошлой жизни.

На дневной привал они остановились в тени большой скалы. Жрица выделила им не только тхаргов, но и плотную ткань, из которой можно было соорудить подобие шатра, а ещё два камня, охлаждающий и светоносный, потому убежище получилось хоть и тесным, но удобным. Тайра ворчала, что ни за что не уснёт – и что после такой скачки искупаться бы.

– Рейна, помнишь, как я тебя в Шуду учил умываться одной горстью воды? – спросил Алар, не отвлекаясь от обустройства лагеря: тхарги хорошо переносили зной, но им требовался навес от ветра. – Вот умой её. Заодно потренируешься.

Девочка просияла и схватила флягу. Тайра сообразила, что ей грозит, и юркнула шатёр, спасаясь, но где там! И полминуты не прошло, как послышались визги.

– Развлекаешься или отвлекаешь? – понятливо улыбнулся Дёран.

Он сидел тут же, в тени от скалы, и усиливающаяся жара словно бы нисколько его не беспокоила. Уродливые перчатки лежали на песке, как сброшенная змеиная кожа; тонкие пальцы с зачернёнными кончиками нежно перебирали струны, и тихая музыка летела над барханами, смешиваясь с ветром.

– И то и другое, – вздохнул Алар; закончив с навесом для тхаргов, он достал самодельный мирцитовый маятник и обрывок карты. – Кто знает, что будет завтра? Пусть хоть сегодня подурачатся… Была б моя