Шрифт:
Закладка:
«Ачир – имя её сына, – сообразил Алар, вспомнив краткие наставления Телора и рассказ Сэрима. – Плохо… Значит, борьба за власть началась».
А вслух поблагодарил и добавил:
– Птицы в небе летают, а мы по земле ходим; ни им до нас дела нет, ни нам – до них. Если будут ветра милостивы, я завершу свои дела за день или два, а затем отправлюсь дальше.
Хозяин явно хотел добавить что-то ещё, но затем увидел кого-то в зале и набожно сложил руки:
– Вознесём же хвалу михрани и помолимся о её процветании! Неистощима её мудрость!
– Прекрасен её облик, как орех дерева нут по весне, благороден её нрав, словно у хадарской вдовы, – закивал Алар.
Хозяин усмехнулся еле заметно: как северянин, шутку он оценил.
День они посвятили отдыху и подготовке. Дёран, когда жара немного спала, прошёлся по кварталу чужеземцев и кое с кем переговорил. Слухи подтвердились: в городе назревал бунт. Около месяца назад исчез старший сын михрани, тот, что набрал под своим началом целое войско; поговаривали, что его отравили, а тело вывезли из города и бросили иссыхать где-то в пустыне. После этого михрани в знак траура распорядилась закрыть половину колодцев – тех, которыми заведовал старший сын. Ачир воспротивился этому и послал своих людей открыть колодцы. Два старших брата его поддержали: писец из учётной палаты и купец, сколотивший немалое состояние на сделках с торговцами из Шимры. Ещё один брат, который возглавлял отряд всадников-арафи, подыграл матери и попытался снова закрыть колодцы, исполняя её волю…
…и был сметён разъярённой толпой в бедняцких кварталах: его буквально растерзали на части, и даже имя михрани не помогло.
А всё потому, что за день до этого Ачир совершил прежде немыслимое – запретил взимать с людей плату за воду, объявив, что колодцы принадлежат всем и любой может прийти, чтоб наполнить свой кувшин.
Оборванцев из городских трущоб в драке погибло немало, но и отряд всадников-арафи уменьшился вполовину, а оставшиеся отступили ко дворцу михрани, где стража с морт-мечами оттеснила беснующуюся толпу. Больше дюжины дней михрани хранила молчание, а затем послала за своим непокорным сыном, за Ачиром, и предложила сыграть партию в на-джи.
На зов он ответил, и с тех пор его не видели.
«Ну, это не наши хлопоты, – подумал Алар, выслушав рассказ. – Если повезёт, то ни михрани, ни её сына мы так и не встретим».
– А о мастерской уважаемого Сетона арх Нери удалось что-то разузнать? – вслух спросил он.
Дёран помрачнел:
– Удалось. Ну, проще будет, если ты сам увидишь…
Как только стемнело окончательно, они вышли из чайной все вместе. Рейна, отвыкшая от больших толп, сперва шарахалась – и то и дело тянулась к «кнуту» у себя на поясе, хмуря брови, что, впрочем, вполне соответствовало образу гневливого «молодого господина». Воришки обходили её по широкой дуге, чего нельзя было сказать о Тайре. Её пытались обокрасть раза два или три, пока она, потеряв терпение, не схватила очередного ловкача за руку и не зашипела:
– Слышь, ты, шею сверну!
Воришка на лорги, разумеется, не говорил, однако общую суть уловил – и изрядно перетрусил.
Больше Тайру не беспокоили: дурная слава расходится быстро.
А вскоре Алар понял, почему соглядатай Телора перестал высылать ему донесения.
…от мастерской, прежде, вероятно, очень богатой, остался один остов – четыре обгорелые полуразрушенные стены и провалившаяся крыша. Вывеска – прямоугольная глиняная плитка, расписанная, обожжённая и глазурованная – раскололась пополам, и часть её лежала в пыли у порога. Но и на том, что осталось, легко можно было прочитать имя мастера и упоминание о том, что работал он с благословения Милосердного Ветра Дождей.
«Жаль, что благословения – не защита против огня и меча».
– Наведаемся в храм, – произнёс Алар, поразмыслив. – Мастер в одном из писем упоминал, что собирается искать там защиты.
– Думаешь, что всем жрецам можно доверять? – усмехнулся Дёран. – Среди них тоже и трусы есть, и дураки.
– Если это им не мешает исполнять волю своих богов – значит, боги впрямь существуют, – отшутился Алар. – Чувствую, что долго искать союзников не придётся: они сами нас найдут.
Храм в Кашиме ему понравился.
Издали он напоминал замок лорги – башни, две крепостные стены, тяжёлые ворота, но только сложенный из белого камня; над городом он парил так же, подсвеченный мягко сияющими самоцветами – а холм под ним терялся в ночных тенях. У внешних ворот толпились люди: один молодой жрец в светлых одеждах, стройный и чернокожий, раздавал голодным лепёшки, а другой держал серебряную чашу, из которой предлагал утолить жажду. Ни стражи, ни охраны видно не было, но ни один нищий даже не пытался лишний раз прикоснуться к драгоценной утвари, не то что стащить.
И немудрено: у второго жреца, долговязого и бритого налысо, с кожей загорелой, точно мёд, на поясе висел кинжал с багряной рукоятью – знак Ветра Карающего.
Внутри храма оказалось тихо и свежо. Горели курильницы с ароматными смолами; богато украшенные изваяния окружал рассеянный свет, разного оттенка для каждого божества. Остановившись у статуи, изображавшей Благодатный Ветер Дождей, высокую женщину в зелёных одеяниях, Алар возложил к её ногам остатки таблички с дома исчезнувшего мастера, а затем снял тюрбан, чтоб было видно белые волосы, и сделал вид, что возносит молитву.
Ждать пришлось недолго.
– Да будет лёгок твой путь, странник, – послышался низкий женский голос. Судя по обращению, говорившая безошибочно распознала в нём эстру. – Прежде мне не приходилось видеть тебя под этими сводами, а ветер шепчет, что пришёл ты издалека… Может ли эта скромная жрица помочь тебе?
Назвав себя «скромной», она, конечно, слукавила. Чёрные одежды, расшитые серебром; драгоценный белый обруч-венец на лбу; глаза синие, как вешнее небо над северными горами, и кожа смуглая, как глина, сильное тело и точёные черты лица… С виду ей было около шестидесяти лет, и волосы у неё поседели, стали как снег, но это ничуть не портило её.
А ещё она явно привыкла повелевать.
«Значит, старшая жрица».
– Я пришёл помолиться об одном человеке, – спокойно ответил Алар, указав на разбитую табличку у ног изваяния. – У него есть друг далеко на севере, и друг этот давно не получал от него вестей. Так случилось, что мой путь пролегал мимо Кашима, и я вызвался разыскать того человека, но дом его оказался давно