полдня. Дальше, к городу Шуду, отправились с тем же купцом, но уже на телегах и повозках, запряжённых тхаргами; ехать предстояло четыре дня, за которые степь постепенно превратилась в настоящую пустыню – с барханами, миражами и злыми чудесами… Алар использовал всё своё обаяние и сумел без всякой морт очаровать купца настолько, что тот готов был с ним уже побрататься, платы за дорогу не взял и к тому же познакомил в Шуду с нужными людьми.

– Был бы ты со мной так любезен, я б за тобой на край света пошла, – проворчала Тайра, неловко вылезая из повозки. – Ай, клятые тряпки! И как в них бабы здешние ходят? Тоже, поди, ругаются… Да убери руку, я сама.

Руку Алар убрал, но остался на месте, готовый подхватить «вдовушку», если понадобится.

– С тобой я, пожалуй, даже любезнее, – улыбнулся он. – Ему от меня одни слова достаются, а тебе – я весь целиком.

Тайра всё-таки оступилась и подвернула ногу; от помощи, правда, отказалась – зашипела, как змея. В последнее время ей не нравилось ничего: ни пески, ни жара, ни непонятные, гнусавые местные говоры… А сильней всего тяготила её собственная беспомощность. У вдов на юге было немного больше возможностей, чем у юных дев, но всё же торговцы на базаре не желали с ней разговаривать, предпочитая иной раз даже Рейну, переодетую мальчиком. А если она заговаривала сама, то отвечали, обращаясь к старшему мужчине – и, если рядом никого не было, то норовили обмануть, точно думали, что женщина сама не сумеет ни деньги сосчитать, ни постоять за себя.

То же самое повторялось и на постоялых дворах, и даже в чайных.

Алар хорошо понимал, что творилось у неё на душе, а потому безмятежно сносил и едкие шутки, и брань, и капризы – как сейчас.

«Ума ей не занимать – привыкнет, – думал он. – А нет… так мы здесь ненадолго».

Если изначально он собирался задержаться в пустыне на год или два, переходя от одного оазиса к другому и набираясь опыта, чтобы найти всех причастных к торговле кимортами, то теперь, со спутниками, решил идти напрямую в Кашим. У Телора там был свой человек, мастер, который много лет слал ему донесения; и вот полгода назад он сообщил, что узнал о некоем тайном оазисе.

Там-то, по слухам, и изготавливали по особому рецепту дурман, делающий кимортов беспомощными.

Телор и сам собирался наведаться туда – хотя бы затем, чтобы покарать негодяев, по вине которых он потерял учеников, как думал тогда, навсегда. Но сперва одно, затем другое… Мастер же сам отговаривал его немедленно ехать, обещая разузнать об оазисе больше. Три месяца назад прибыло новое донесение, в котором он сообщал, что вот-вот раздобудет карту – а ещё осторожно намекал на то, что в тайном оазисе могут содержать некоторых пленённых кимортов. Сообщения мастер передавал через храм, пользуясь благоволением жриц, и обещал в случае малейшей опасности спрятаться там же, в древних катакомбах, укрывающих не одного беглеца…

И всё же он пропал.

«Мне одному бояться нечего, – размышлял Алар, договариваясь с капитаном грузового дирижабля. Капитан упирался, пытаясь содрать с чужака сумму вдвое больше, чем назвал купец, который его порекомендовал; платить сразу столько не следовало хотя бы затем, чтоб не лишиться последних крох уважения. – А вот девицы мои… Да и Дёран тоже. Что, если будет надо сражаться всерьёз? Это ведь не забава, не игра».

Но стоило только задуматься о том, чтобы вернуться на север – туда, где оставалась Фогарта Сой-рон – сердце начинало болеть, а рука сама искала гладкий, плоский камешек-медальон, напоминание о прежней жизни.

«Я не готов», – подумал Алар, хмурясь.

Капитан же отчего-то резко побледнел и принялся лопотать-де, что он никак не хотел оскорбить ясноокого господина.

– Не гневайся на меня, слепого, не признал я чудодея, – бормотал он, кланяясь. – Есть, есть у меня места, а половины золотой монеты, право, хватит!

«Чудодея?..»

Рассеянно обернувшись, Алар увидел, как песок вокруг них закручивается спиралями, а воздух потрескивает от напора морт… Тощий, как палка, чернокожий капитан в пышном тюрбане бывал в Шимре не один раз и не мог не узнать киморта.

– Накину сверху серебряную монету, если затворишь свои уста – и ни имени, ни образа моего вспоминать не станешь, едва я сойду на землю, – произнёс Алар вслух, делая вид, что так и было задумано, благо изображать мстительного и могущественного выходца из Шимры с сумрачным взглядом ему было на удивление легко. – И кланяться прекрати.

Капитан застыл полусогнутым, выпучив глаза, и стал ужасно похож на гусеницу-палочника.

Дирижабль у него тем не менее оказался неплохой. Старый, но прекрасно отлаженный, с просторными гостевыми каютами – не зря купец рекомендовал именно его. В одной поселилась Тайра с «сыном», в другой – сам Алар и Дёран. Еду приносили прямо в каюты, холодную и простую, но приятную на вкус; дважды капитан приглашал гостей выпить с ним чаю с приторными южными сластями и, к его чести, даже не попытался отравить.

…и дважды Тайра отказывалась, отговариваясь тем, что не сумеет изобразить вдову.

Недоброе Алар заподозрил, когда ощутил, проходя мимо её каюты, сильный лекарственный запах. Пахло мазью, которую вайна делала не на продажу даже, а для своих, для собратьев-кьярчи: редким травами, жиром и немного алкоголем. Лекарство должно было снимать воспаление и уменьшать опухоли – а ещё облегчать боль.

«Значит, ногу она всё же повредила сильно, – подумал он с досадой. – А мне не сказала».

И, хоть понимал, почему Тайра так поступила, а всё же рассердился и в её каюту, обшитую небелёной бархатистой тканью, вошёл без стука. Повернулся к Рейне, выполняющей урок – разломать бусину морт, а затем срастить, – и сказал:

– Ступай к Дёрану, посиди с ним, пока не позову. – Дождался, пока девочка выйдет, затем обратился к Тайре: – А ты перебирайся на кровать и снимай обувь. Правая нога, верно?

– Ой ли, а не боишься, что пойдут дурные слухи? С почтенной вдовой-то по ночам уединяться? – всплеснула она руками, и не думая подниматься с подушек, где сидела у низкого столика. – Седой уже, а всё туда же, ни стыда ни совести…

Не вслушиваясь больше, Алар спокойно укутал её морт – и пересадил на кровать, а затем сам сел на полу и потянулся к шнуровке ботинка.

– Потерпи, – сказал вслух, нахмурившись. – Сама виновата, что довела до такого… Сильно болит?

А Тайра не ответила – только вспыхнула, отвернулась и стиснула зубы.

«На меня сердится… А следовало бы на себя».

Лодыжка