Кто-то сразу начинал ликовать; кто-то боялся даже надеяться на спасение… Были и такие, кто бросался к нему, пытаясь убить. Детям проще было довериться Рейне, сейчас непохожей на саму себя: серьёзной, напряжённой, сосредоточенной. А последние сомнения развеялись, кажется, только когда Алар начал выводить узников из подземелья, и они увидели у дверей поверженного стража.

Вывернутая шея и гримаса ужаса на лице у мертвеца были красноречивей любых слов.

Идти приходилось медленно. Тайра почти что волокла на себе одну из пленниц; зеленоглазая северянка, по-мужски высокая и сильная, несла измождённую девочку, а второй мальчишка-подросток ехал у неё на спине… Рейна вела за руку пятилетнего малыша и что-то быстро-быстро рассказывала ему на лорги. Аккурат когда стало разгораться зарево на востоке, они добрались до гостевого дома, около которого стояли две повозки; тхарги спали неподалёку, под навесом.

«Неужели получилось? – подумал Алар, невольно сжимая рукоять меча. – Остаётся только вернуться в Кашим, нанять дирижабль… и что потом? Лететь в Хродду, к Телору? Или в Шимру?»

Тайра помогла освобождённым узникам устроиться в повозках, а затем, не без участия Дёрана, впрягла тхаргов. Процессия двинулась к воротам, сперва медленно, а затем быстрее и быстрее. Над краем пустыни показалась кромка солнца, такого невероятного, пронзительного цвета кипящего золота, что им захлебнуться можно было; ночная прохлада неуклонно откатывалась к западу, как воды морские отступают с началом отлива. Пленники начали постепенно осознавать, что всё действительно кончено и оазис постепенно отдаляется… Синеокий юноша, которого нашли первым, перебрался из-под навеса в повозке на козлы, поближе к Алару, и принялся взахлёб, почти бессвязно рассказывать ему о своих злоключениях. О том, как он закончил обучение пять лет назад и, окрылённый свободой, отправился в первое самостоятельное странствие и обосновался в Шуду, исследуя злые чудеса пустыни… И как встретил однажды на базаре соплеменницу из Шимры, обрадовался и с радостью принял предложение выпить прохладного вина – а очнулся уже в плену, лишённый сил.

– Я потом уже понял, что встречал её прежде, – лихорадочно бормотал он, то убирая волосы назад, то снова перекидывая через плечо. – В Шимре, в цехе; она звала прогуляться под эрисеями в свете лун, но наставница сказала, что мне бы меньше думать о любовных утехах, а больше – об учении. – И он резко помрачнел, подтягивая колени к подбородку. – А теперь я, наверное, вообще никогда не буду думать об утехах.

«Ведь это двадцать лет уже тянется, – подумал Алар, хмурясь. – Тот, прежний я, тогда в Шимре жил, и неужели ни разу даже слухи до меня не доходили? Чем я занимался – просто сидел дома и любовался узором на расписной ширме?»

Но рассуждать и казниться было поздно; он протянул руку и коснулся плеча юноши, не то ободряя его, не то успокаивая самого себя, и произнёс уверенно:

– Будешь, конечно. Наш век долог, и, хоть память и немилосердна, мы изменяемся, и то, что прежде казалось немыслимым, становится возможным. А нет, так и не беда: что в них, в любовных утехах, чтоб нельзя было без них жизнь прожить? Скажи мне лучше, как звали ту женщину, которая тебя опоила.

Юноша поднял на него сумрачный взгляд:

– Ту пустынную змею? – а потом вдруг побледнел резко и обернулся.

Да и Алар сам почувствовал неладное.

Пурпурная морт, окутывавшая оазис, встрепенулась – а затем потекла по песку, как река, догнала маленький караван в мгновение ока, забурлила вокруг, хлынула… и развеялась.

Рейна привстала на козлах второй повозки, стиснув зубы; из носа у неё капала кровь, но внешний круг защиты – тот, что Алар повелел держать любой ценой – устоял.

«Вот дурочка, – с нежностью подумал он, вынимая меч из ножен. – Я ведь сказал защищать нас только от яда, а не со взрослым кимортом сражаться».

Тхарги, повинуясь команде, медленно остановились.

– Спасибо, Рейна, – произнёс он вслух тихо. – Достаточно. Дальше я сам.

Позади повозок стояла, скрестив руки на груди, высокая женщина в мужских одеждах – укороченная чёрная хиста до середины бедра, серые штаны и рубаха, остроносые туфли, в которых только по дворцу и ходить. В её коротко остриженных волосах сверкали крупные изумруды, подобные росе; тёмные глаза, обильно подведённые краской, глядели недобро… А впереди дорогу преграждала другая женщина, в золотых и пурпурных одеждах, лёгких, почти прозрачных, но из-за обилия слоёв и складок вполне пристойных. Она была удивительной красавицей – стройная, гибкая, златоокая, с нежными пунцовыми губами и покатыми плечами. Волосы её, чёрные и блестящие, лежали пышной волной, и лишь несколько прядей у висков были перевиты с золотыми цепочками и сплетались на затылке в сложном узле.

…бывший узник смотрел на эту красавицу с таким ужасом, словно мог рухнуть замертво в следующее мгновение.

– Сам справишься? – рассмеялась она, чуть откинув голову, и смех оказался мелодичнее, чем перезвон ветряных колокольчиков. – Да, ты не изменился. Такой же надменный, как и был. И появляешься, как и прежде, не вовремя.

«Она меня знала, – отстранённо подумал Алар. Но ничего не шевельнулось в душе, и спутник тоже не трепетал, не рвался наружу, как это случалось раньше. – Что ж, даже если и знала, то для меня, похоже, не значила ничего».

– Тебе видней, я-то себя не помню, – улыбнулся он тонко. И добавил по наитию: – А раз ты злишься, то, верно, и я тебе отказал. Как там твоё имя?

Если б взглядом можно было убивать, то Алар, наверное, пал бы замертво в тот же миг. Однако даже киморты не умели такого.

– Дуэса, – прошипела красавица, и впрямь становясь похожей на пустынную змею. Морт взвилась вокруг неё пурпурными и лиловыми языками, точно пламя. – Дуэса Шин-раг. Ты, я смотрю, забрал мои игрушки… как насчёт того, чтоб вернуться вместе с ними туда, где им самое место? Как и тебе.

Сила у неё оказалась чудовищной.

Морт было немного, пожалуй, иные ученики могли бы собрать больше; но она изменяла всё, чего касалась – воздух, песок, свет, сами законы бытия преломляла, как некая чудовищная линза. Пурпурный туман вздыбился стеной, отсекая их от остального мира, задрожал – и обрушился всей мощью.

Алар подумал, что не успеет… а в следующее мгновение осознал, что уже успел: Алаойш Та-ци, кем бы он ни был прежде, не только знал с десяток способов избавиться от похмелья и переспорить даже табор кьярчи, но и умел сражаться с себе подобными.

Так, словно делал это не сто и не тысячу