когда я поморщился, велел не капризничать.

– Ну, теперь рассказывай, что случилось.

Я попытался объяснить, довольно бессвязно, как этот тип появился ниоткуда и что было потом.

– Ты узнал его?

– Да, это тот парень, с которым мы дрались недавно.

– Ты убил его?

– Нет.

– Как же тебе удалось уйти?

– Я крутой парнишка, ты ведь знаешь. Ты же читал о моих подвигах.

– Да, очень крутой, – сказал Смит. – Снимай штаны.

– В смысле?

Он показал на мои колени: джинсы были порваны и испачканы кровью. Спустив штаны, я снова уселся на крышку унитаза.

– Так что же ему было нужно? На сей раз говори правду, Перроне.

– Может, после всего, что тут сейчас было, ты будешь обращаться ко мне по имени? Смотри, я уже даже без штанов.

Мне почти удалось его рассмешить. Смит дал мне мочалку промыть колени, и спросил, есть ли у меня запасные штаны и рубашка. Да, ответил я, в номере гостиницы.

– Хорошо. Итак, человек, с которым ты дрался… Значит, у него огнестрельное ранение?

– Он схватился за бок, так что, скорее всего, да. Иначе бы я не ушел.

Смит перевел меня в комнату и предложил единственный удобный стул. Я впервые окинул взглядом его номер: простой и практичный, в деловом стиле или даже вообще без стиля. Он достал из холодильника две маленьких бутылочки:

– Скотч или водка?

Я ответил, что не пью.

– Ах, да. Я забыл, – он вручил мне стакан воды. – Держи, Счастливчик.

Я смущенно хохотнул.

– Тебя правда зовут Джон Смит?

– Джон Вашингтон Смит.

– Хоть какая-то изюминка, – отозвался я.

– А теперь расскажи мне то, чего не сказал раньше.

Воду я выпил, но это почти не помогло успокоиться. Я хотел виски, практически чувствовал его вкус. На несколько секунд закрыв глаза, я мысленно произнес слова, которые знал наизусть: Честность – Надежда – Вера – Мужество – Искренность – Готовность – Смирение – Братская Любовь – Справедливость – Настойчивость – Духовность – Служение. Сам процесс произнесения этих слов помогал больше, чем их смысл. После этого я сказал Смиту, что готов.

Я рассказал, как нашел листы из дневника за картиной Вермеера и как утаил их от того типа, который на меня напал. Посмотрев на свои разбитые колени и руки, я признался, что переоценил свои силы. Смит не воспользовался возможностью позлорадствовать, и я был ему благодарен за это.

Потом я спросил, что делать дальше.

– Теперь, когда мы знаем, что искать, пойдем смотреть картину.

– Куратор в Лувре ни за что не согласится устроить мне еще один частный просмотр.

– Сотрудник Интерпола вправе сделать соответствующий запрос. – На лице Смита промелькнуло уже знакомое мне выражение. Он что-то не договаривал.

– Скажи мне.

– Что сказать?

– То, о чем ты сейчас промолчал. Я выложил все, что знал. А ты?

Смит подошел к окну, раздвинул занавески и выглянул на улицу.

– Мне нечего рассказывать, – ответил он. – Это ты скрывал информацию, а не я.

– И я уже покаялся.

Смит выразил сожаление, что мне пришлось пострадать, чтобы прийти к этому чувству, и что с этого момента ему от меня требуется честность, и не только потому, что на кону моя жизнь.

– Но это важный фактор, – заметил я и дал ему слово больше ничего не скрывать и не геройствовать. Я протянул ему руку, и Смит пожал ее, а я все это время ждал, что он выскажет то, о чем умалчивает.

– Килл Ван Калл, – прочел он мою татуировку на руке.

– Так называлась наша шайка, но ты ведь это и так знаешь?

– В твоем деле есть даже фотографии.

– Моих татуировок?

– Нет. Твоих дружков, всей вашей шайки, – он вытряхнул из пачки еще одну сигарету. – Значит, инициалы на картине… Нам нужно быть уверенными, что Перуджа написал правду.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Возможно. Но с этого момента мы будем руководствоваться скептицизмом и осторожностью.

– Осторожность обещаю, – согласился я и спросил, нет ли у Смита каких-то предположений, что это за тип на меня охотится.

– Да кто его знает. Бандит какой-то. Нанялся делать за других грязную работу, действует в их интересах. – Он пожал плечами. – Не перестаю удивляться, на что только не идут люди, чтобы завладеть куском холста, покрытого краской.

– Это не просто холст с краской.

Смит кивнул, а затем рассказал, к чему он сам стремится. Если Перуджа написал правду, то Смит хотел бы стать тем самым агентом Интерпола, который обнаружит, что висящая в Лувре «Мона Лиза» является подделкой.

Прекрасно, согласился я и выложил, что нужно мне: право рассказать миру историю прадеда, потому что это и моя история.

– Хорошо, – согласился Смит. – Как только я раскрою дело, ты получишь это право. Но работаем вместе. Никаких секретов друг от друга.

– Никаких, – подтвердил я.

Он вернул мне кожаную куртку и испачканную кровью рубашку, посмотрел на часы и велел пойти в гостиницу и поспать несколько часов:

– Уже очень поздно, а у нас впереди много дел.

Но я попросил у него выходной. Мне нужно было кое-что сделать.

– У нас нет времени, чтобы тратить его попусту.

– Мне нужно кое с кем повидаться, – попросил я, – во Флоренции. Можешь поехать со мной, если не доверяешь.

– Нам нужно остаться в Париже и сходить в Лувр. Нужно задержаться здесь на какое-то время.

– Это не займет много времени! Я могу слетать во Флоренцию и вернуться на следующее утро. Мне нужно всего лишь двадцать четыре часа.

Смит спросил, к кому я так спешу, и я сказал, что к человеку, который не имеет к нашим делам никакого отношения.

– К той блондинке?

– Так значит, ты следил за мной – за нами – во Флоренции.

– Да. И тот тип, конечно, тоже. Возможно, и еще кто-нибудь.

– Мне нужно ее увидеть! Хочешь, чтобы я тебя умолял?

– Ты случайно не собираешься сбежать?

Я пообещал, что никуда не сбегу.

Смит несколько секунд раздумывал, не зная, на что решиться.

Я убеждал его, что мне можно доверять, и я не шутил.

– Хорошо, – сказал он. – У тебя один день.

Он наблюдал за мной через плечо, пока я заказывал билет онлайн.

– Пойми одно, – внушительно произнес он напоследок. – Я приду за тобой. Если ты не вернешься завтра, Интерпол придет за тобой.

65

Смит мерил шагами комнату. С того момента, как Перроне на рассвете уехал в аэропорт, он не мог ни заснуть, ни просто успокоиться. Не ошибся ли он, отпустив этого парня, поступив по велению сердца? Господи, он становится мягкотелым. Но он должен был проявлять доверие Перроне, а если тот не вернется, Смит поедет за ним