на нее посмотреть, и все.

Смит сверлил меня ледяным взглядом.

– В доме два трупа, а ты позволяешь себе любоваться картинами?

Когда я ответил, что да, я вообще люблю искусство, его глаза превратились в два черных провала.

– Похоже, ты не понимаешь, что у тебя серьезные проблемы.

Вместо ответа я снял куртку и засучил рукава, чтобы он увидел мои мускулы и татуировки – что-то типа демонстрации большого члена. Тогда Смит тоже закатал рукава. Татух у него не было, но мускулы были, и больше моих.

Вермеера отправили в лабораторию, сказал он, проверить, подделал Ив Шодрон эту картину, или это все же оригинал. Если время изготовления красок и растворителей относится к более раннему периоду, чем годы жизни Шодрона, то картина отправится в музей Гарднера для дальнейшей экспертизы. Потом Смит снова спросил, зачем я снял картину со стены. Я промолчал, и тогда он с такой силой хлопнул ладонями по столу, что тот пошатнулся.

Сохраняя спокойствие, я повторил, что картина уже лежала на полу, а может быть, упала, когда бандит на меня набросился.

Некоторое время Смит смотрел на меня, играя желваками на скулах, потом спросил, с какой целью я встречался с Этьеном Шодроном, и я честно ответил, что надеялся что-нибудь узнать о двоюродном дедушке Этьена Иве, занимавшемся подделкой произведений искусства.

– Если дневник у вас, – добавил я, – вы же знаете, что там написано.

Смит судорожно вдохнул, и в его темных глазах промелькнуло что-то, чего я не смог истолковать.

– Давай начистоту, Перроне? Правда за правду?

Я молча ждал; одна из ламп наверху помаргивала, придавая моменту динамики и напряжения.

– Своего рода сделка. Дневник у меня, но я не могу его прочитать, я плохо знаю итальянский. Мне нужен переводчик.

– У вас в Интерполе их хватает.

– Верно, – Смит сделал паузу. – Но мне нужен личный переводчик. Мне нужен ты.

По всему было видно, что Смит не хочет отдавать дневник в Интерпол. У меня было что-то такое, что ему было нужно, но я не знал, что именно.

– С какой стати я должен тебе помогать?

– Потому что игры кончились, Перроне, и у тебя проблемы. Может статься, я твой единственный друг теперь, твой последний шанс.

Я рассмеялся, и это стало последней каплей. Смит придвинулся и схватил меня за рубашку, на виске у него напряженно пульсировала вена.

– Луиджи Кватрокки мертв! Этьен Шодрон и его подружка убиты! Кровь этой девушки обнаружена на твоем телефоне, на рубашке, на руках!

– Ты пытаешься повесить это на меня? – Я высвободился. – Ты же знаешь, что я не имею к этому отношения. Пошел ты!

– То, что я знаю, и то, что я скажу французской полиции – это не одно и то же. Понял, к чему я клоню, дружок?

– Я тебе не дружок!

– Будь по-твоему, – сказал Смит. – Тебя арестуют и признают виновным на основании показаний агента Интерпола.

– Пошел ты… – повторил я, но уже не так уверенно. Мне очень живо представились арест, суд и обвинительный приговор.

– Или ты играешь в моей команде, или ты станешь обвиняемым. И поверь мне, французские тюрьмы далеко не так хороши, как американские. Насколько я знаю, вообще не хороши.

Поборов желание врезать ему как следует, я глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться.

Так или иначе, Смит все равно узнает, что написано в дневнике, и скрывать это нет никаких причин. Я спросил его, что именно он хочет знать.

– Все, – ответил он.

– Что я получу взамен?

– Мою защиту. Защита Интерпола тебе в ближайшее время очень понадобится.

Он был прав. Не появись он вовремя, тот бандит вышиб бы мне мозги. Немного подумав, я сказал: «Хорошо». Смит закурил очередную сигарету и откинулся на спинку стула. Я рассказал ему, как Вальфьерно уговорил моего прадеда украсть «Мону Лизу», как Шодрон изготовил копии, и как эта парочка намеревалась продать подделки, выдавая их за оригинал. Когда я закончил, Смит снова спросил, зачем я добивался встречи с Этьеном Шодроном.

– Я надеялся, он добавит что-нибудь к тому, что я прочитал в дневнике.

– Что-то ты не договариваешь.

Я ответил, что он ошибается, и больше мне сказать нечего.

Он снова принялся сверлить меня взглядом и заявил, что знает про меня все: про мое прошлое и настоящее, про школьные нарушения, аресты за проникновение в чужое жилище, и прочее.

– Древняя история, – хмыкнул я. – Кого она интересует?

– Думаю, судье и присяжным будет интересно. Твое преступное прошлое сыграет против тебя в деле об убийстве, – Смит зловеще ухмыльнулся. – Отпечатки пальцев по всему дому, кровь девушки на твоем мобильном…

– И какой у меня мотив? – Я скрестил руки на груди, пытаясь скрыть беспокойство.

– Ну, например, кража картины. Это же у вас семейное. Ты приходил к Шодрону, увидел картину, захотел ей завладеть и вернулся, чтобы украсть. Только знаешь, Перроне, мотив тут большой роли не играет. Тебя по одному анализу ДНК засудят.

Я изо всех сил сохранял на лице невозмутимое выражение, но знал, что он прав.

– Мне нужно от тебя полноценное сотрудничество, и оно мне нужно прямо сейчас. Начнем с того, зачем ты приходил к Этьену Шодрону, и что ты от него узнал.

– Я уже сказал.

– Ты не все сказал! И мы оба это знаем!

Я был почти уверен, что он блефует. В его манере то набрасываться с угрозами, то отступать, мой подростковый опыт распознавал тактику уличной шпаны. Что-то в нем было не так. Смит, как и я, что-то недоговаривал.

62

Я шел быстро, ссутулившись и опустив голову. Шел, сам не зная куда, мне просто нужно было продолжать двигаться. Дождь усилился, у меня намокли волосы, и по лицу стекали капли. Я не думал, что Смит следит за мной сам или поручил это кому-нибудь, но не мог быть в этом до конца уверен, да и просто хотелось уйти от него подальше. Он отпустил меня, пригрозив, что повесит на меня убийство Шодрона и его девушки, но я знал, что он блефует, иначе он бы меня не отпустил. Тот факт, что он позволил мне уйти, доказывал, что он не собирается сдавать меня полиции.

Я переходил улицы, сворачивал за угол, нырял в проулки и все время оглядывался, но все мои мысли были об одном – поскорее прочитать странички, которые я нашел за картиной Вермеера. Сунув руку в карман, я придерживал их ладонью, частично для того, чтобы уберечь от дождя, а отчасти просто, чтобы не сомневаться: они со мной.

Трюк, с помощью которого я обманул типа с пистолетом, состоял в