Шрифт:
Закладка:
Молча пошел пристав к соседнему амбару. Тенью за ним — Ефрем. От двери навстречу поднялась черная копна.
— Господин пристав, кажись?
— Я… освободи Мельникова. Немедленно.
— Слушаюсь, ваше благородие!
Отец с сыном отошли от амбара. Молодой месяц скрылся за горой. Стало совсем темно. Звезды загорелись еще ярче и опустились ниже.
Ефрем, волнуясь, хрипло заговорил:
— Сынок, поедем домой… Чует мое сердце, худым кончится твое дело… Кое-как упросил Лозовского с приставом… Тебе же тюрьма была уготована. Подумай башкой своей.
— Я, батя, плохого ничего не сделал.
— Брось!.. Следят за тобой… Лобанов хитер, но и про него все известно… Пристав хвалился, што мог и сейчас дело на вас создать, но Лозовского сперло — пошел на попятную… да и я сунул кучу денег… — Ефрем перешел почти на шепот: — Невесту тебе приглядел… Знаю, с Улькой живешь, уступи ее Монке… все знаю… Эх, невеста-то — царевна! И уродится же на свет божий такое дитятко!.. А приданое-капиталище!.. Пол-Байкала будет за тобой!.. Знай живи на зависть людям.
— Вот этого-то я и не хочу, отец.
Ефрем с досады махнул рукой.
— Дык… как, Кешенька, домой поедем?.. Мать-то хушь пожалей… вся в слезах живет — народ-то горгочет ей про твои проделки.
Кешка помолчал, потом тихо, но твердо сказал отцу:
— Улю не брошу. Буду здесь рыбачить. Мама… А мама пусть приедет ко мне. Отпусти ее, батя!
— Хы, чего захотел! Сам в свинарнике живешь и ее хочешь туда?
Кешка резко повернулся и ушел в темь.
А Ефрем, нетвердо ступая, поплелся на огонек.
…«Ох, уж эти бабы беременные!.. Чего только вдруг не захочется им! То известку отколупнет — проглотит, то уголек схватит и тоже в рот; у соседки рыбу увидела, сама сыта-пресыта, а кусочек съест, — рассуждает Волчонок. — Вот и Вере, хоть укради, да дай свежего нерпичьего мяса!»
Волчонок на маленькой кедровой лодке-душегубке едет на мыс Черный, где на гладких камнях у самого берега лежат нерпы.
Ганька сначала было кинулся в лодку, но потом взглянул на мачеху и не поехал. Не дает парнишка ей ни дров наколоть, ни воды принести — прихварывает мама Вера.
Вот и мыс Черный совсем рядом. Волчонок вытащил подальше лодку и по тропинке, которая тянется вдоль берега, пошел к нерпичьему лежбищу. Вдруг до слуха охотника донеслось мычанье и шум на воде. «Здесь!.. Лежат!» — улыбнулся он.
Магдауль зарядил берданку и начал скрадывать. Он ступает так легко и мягко, что может позавидовать Волчонку даже сама рысь Ведь зверь морской очень осторожен. Боится берега, потому что там поджидает его человек, а то, бывает, — медведь выскочит и заграбастает. Волчина тоже не дурак покушать жирную нерпу… Берег страшен нерпе, да вот вши допекают; ох, как зудится тело и просит поцарапать о камни!.. И отдохнуть под горячим солнцем тоже хочется: часок-другой вздремнуть неплохо. Вот и лезет нерпа на прибрежные камни.
Наконец лес обредел. Волчонок, затаив дыхание, ползет к лежбищу. Уже совсем рядом слышится всплеск воды, тяжкое дыхание старых зверей, фырканье, вот какая-то матка мычит, как корова, — подзывает своего нерпенка.
Кончился лес. Сквозь ветки кедростлани охотник разглядел огромное стадо тюленей, лежавших на камнях. Нерпы ворочались, подставляя лучам солнца то левый, то правый бок. А многие яростно елозились спинами о шероховатые камни — изгоняли вшей и успокаивали зуд. В море показалась большая черная круглая, как шар, голова крупного самца. Он подплыл к лончаку и, столкнув его в воду, завладел камнем. Двухлеток злобно огрызнулся на грубияна и подался к берегу, где лег прямо на цветастую гальку.
Волчонок выбирал. Ему даром не надо аргала, мясо которого воняет псиной. Не нужна и матка, — ее мясо отдает рыбой. Ему нужен кумутканчик с нежным, вкусным мясом для Веры.
Охотник облюбовал одного из них, положил на колоду ствол ружья, прицелился и нажал на спусковой крючок.
Грохот выстрела слился с шумом, поднятым стадом. Мгновение — и нет ни одной нерпы, кроме беспомощно распластавшейся на камне.
Волчонок изжарил на рожне почки, печень, сердце и кусок розового жира. Плотно пообедал и отчалил в Онгокон, где ждет его Вера.
Цицик поднялась на высокую скалу, которая нависла над водой. Удивленными глазами, не отрываясь, смотрит она на море.
Вечереет. Последние лучи солнца ярко-розовыми полосами скользнули по гольцам и исчезли. Тускло переливаясь, играют красноватые блики пологих волн. Над водой проносятся стаи уток. Резко выделяясь на закатных красках, летит семья лебедей. Почему-то замолчали крикливые чайки. А прибрежная тайга покрылась прозрачной синевой.
Вдруг зашумели листья в соседнем березняке. Сначала повеяло горячим липким воздухом, а потом дохнуло ядреной прохладой. Со стороны Верхнего Изголовья Святого Носа во всю ширину залива быстро придвигалась черная полоса!
— Ветер идет!.. Ой, до чего хорошо знает боо Хонгор о предстоящей погоде! — шепчет Цицик.
Сегодня лодки Алганая остались на берегу. А остальные рыбаки вышли на промысел.
— Ой, ветром издерет все сети у людей!.. Могут и сами утонуть!..
С резким свистом налетел ураганный ветер. И сразу побелел Байкал. Стал седым, страшным. Вода, как в котле, кипит. И в этой бурлящей стихии мечется маленькая лодка-душегубка.
— Ой!.. Ой!.. Утонет!.. И ничем не спасешь!.. — стонет Цицик.
Лодчонку несет прямо на скалу.
«Неужели он не знает, что у мыса отмель с подводными камнями?!»
Цицик в ужасе закричала, но ее голос унесло порывом ветра. Тогда она быстро скинула с себя белый халат и начала им махать одинокому гребцу.
Магдауль, выбиваясь из сил, гребется и гребется. Все сильнее порывы ветра. Волна — одна другой выше, и белые гребешки их захлестывают лодку. Ее кидает как щепку. То она взлетит ввысь — все кругом видать, то полетит вниз носом — в черное ущелье воды. «Какая же из вас накроет?» — мелькает в голове.
Вдруг волны сделались частыми и вздыбились еще выше. Лодчонка плохо слушается весел. «Неужели… погибель пришла?! О-ма-ни-пад-ме-хум!» — Волчонок поднял глаза и вдруг на скале увидел женщину. Она отчаянно махала ему белым в сторону моря.
«Опасность у берега!» — резанула догадка, и Волчонок стал отгребаться — в море. Волны хотя и не убавились, но уже не толкались одна о другую и не кружились на месте.
Наконец Магдауль завернул за мыс — все меньше и меньше становились волны. На море нисходил покой.
Измученный, весь мокрый, подъехал Магдауль к берегу.
— Слава богу!.. А я-то извелась вся! — кинулась к нему Вера.
Ганька помог отцу вытащить лодку. Еще
