– Моим людям нужно время, – сказала она Ульфрун. – Чтобы собрать провизию и укрепить стены. Чтобы обдумать битву в их доме.

И Ульфрун согласилась, хоть её люди были недовольны этим решением. Они хотели нанести удар по колонне Конрада, чтобы те заплатили кровью за каждый дюйм своего продвижения. Форне даже предложил, чтобы Диса шла перед ними одна.

– Нет, – сказала Ульфрун. – Мы нужны ей, чтобы её народ поверил в угрозу.

А также она не хотела разделять силы. Старые воины-волки выругались и развернулись, но послушались своего ярла.

Диса вышла на небольшую поляну – дыру в пологе леса, образовавшуюся из-за срубленного дерева. Его гниющий ствол лежал в центре, окруженный сорняками и ежевикой. Девушка удивилась, увидев на поваленном бревне Ульфрун. Женщина смотрела в небо, её лицо было залито светом полной луны.

Диса села рядом с ней.

– Ты почувствовала? – спросила Ульфрун.

Диса кивнула.

– Это же Ёрмунганд, змей Мидгарда?

– Пахнет бойней и кровью, дрожит земля, – ответила Ульфрун. – Время почти пришло.

– Откуда ты знаешь? – спросила Диса. Она проследила за взглядом Ульфрун и увидела зловещую красную тень на ярком лице луны. Ульфрун закрыла глаза. На её лице застыло выражение душевной усталости, пока она массировала культю своей руки.

– Конец уже близок.

Диса перевела взгляд с луны на серебристую поляну. Она заметила, как деревья тянулись к небу, их ветви омывались лунным светом, словно просили милостыню у богини. Она слышала гудение ветвей и чувствовала, как из земли сочится их нетерпение. Они ждали… чего? Разрушения? Но их гудение не отдавало жаждой крови, а нетерпение не казалось насыщенным ненавистью. Словно дуб, скидывающий листья, они ждали, пока мир скинет свой свет, а на его месте вырастет новый мир.

– Сколько у нас осталось?

Когда Ульфрун не ответила, Диса повернулась к женщине – готовясь повторить вопрос, – и увидела, как та прислонилась к толстой ветви. Её здоровая рука всё ещё сжимала культю, но теперь на её лице была блаженная улыбка, которая разгладила морщины беспокойства на лбу и придала Ульфрун юный вид. Диса осталась сидеть на месте и наблюдала за сном женщины.

– Девять на девять, – пробормотал Конрад.

С брови лорда Скары капал пот, его бледная кожа покрылась пятнами и покраснела, а красноватые глаза остекленели, когда лихорадка снова вонзила в него свои когти. Он, пошатываясь, вышел из своего шатра, босиком, с мечом в руке, одетый только в бриджи и тунику. Снаружи охранник сразу же начал озираться. Конрад отмахнулся от него и вышел в ночь, дрожа и немного испуганно посматривая по сторонам. Сначала воин, один из присягнувших ему людей, хотел последовать за Конрадом, встревоженный поведением своего лорда, но вместо этого он поспешил в молельню, надеясь найти отца Никуласа.

– И снова на девять, – сказал Конрад, выпуская пар в воздух. – Девять на девять и снова на девять.

Он на нетвёрдых ногах побрёл вдоль ряда палаток, где спали его воины. Большинство из них были слишком измучены, чтобы заметить слабую дрожь земли, не говоря уже о лихорадочном бормотании их лорда. Армия остановилась в полудне перехода от моста и разбила лагерь колонной – огромная змея из усталых людей, небольших костров и наспех установленных палаток. Некоторые солдаты просто заползали в стволы деревьев или ложились спать небольшими группами, разделяя одеяла и плащи. Часовые ходили по периметру между выгоревшими кострами, их слабого света едва хватало, чтобы осветить стену деревьев вокруг.

Люди Арнгрима образовали передовой отряд – все опытные лесники, которые нашли слабый след нападавших. Если бы не он, армия шла бы вслепую и заблудилась в самом сердце земли Вороньих гётов.

– Что за девять? – прошипел Конрад, безумный от лихорадки. – Почему девять?

Он пошёл дальше по колонне, к голове змеи. Несколько человек смотрели, как он проходит мимо; один из них, старый солдат, воевавший с Конрадом в Константинополе, кивнул своего молодому товарищу, чтобы тот привёл Арнгрима.

Лорд Скары остановился в лесу. Сквозь голые ветви дуба, ясеня и вяза, сквозь зеленые лапы ели, пихты и гигантской сосны с неба лился лунный свет и превращал оставшуюся снежную корку в сугробы из серебра и слоновой кости.

Здесь и собрались его призраки. Бледные, в рваных лохмотьях, всё ещё мокрых от крови их смертельных ран. Они звали к себе Конрада. Они посмотрели на сияющую над ними луну, её свет придавал их истощенным телам некоторое подобие жизни. Ребёнок-солдат, двенадцатилетний мальчик, погибший под клинком Конрада, когда они прорвали стены Константинополя, смеялся и хлопал в ладоши.

Конрад хотел его потрясти.

– Мальчик, что такое девять на девять и снова на девять? Что это значит?

Мальчик показал на луну, на красную тень, поглощающую свет, из-за чего серебро обращалось в кровь. Когда мальчик заговорил, его голос стал хором – мужчины, женщины, старые и молодые: