до последнего нерва пропитанного враждою к истине, ревностью к заблуждению, и навсегда остается он верен самому себе. Справедливо Диоскор говорил о своей пламенной ревности к вере: «я прилагаю попечения о вере православной и апостольской. Я направляю ум свой к чисто божественному, не смотрю на личность, не забочусь ни о чем, как только о своей душе и о правой вере»[748]. Действительно, таков характер Диоскора, но его ревность приняла не то направление, какое должно. Он погубил и свою веру, и свои духовные силы. Его ревность устремилась на скрытую, затаенную борьбу со св. Кириллом; он хотел возвратить церковь к тому положению, в каком она была до заключения III всел. собора. Желание невозможное. Сделанного однажды возвратить невозможно. Диоскор хотел заставить церковь забыть о том, что совершено Кирнллом в последние годы его жизни. Его антипатия к Кириллу была сильна. Гефеле замечает[749], что Диоскор питал «ненависть к памяти Кирилла». Но откуда происходила эта ненависть — Гефеле не знает, не знают причины ей и другие историки. Диоскор ненавидел Кирилла, потому что он был деятельным лицом в унии. К сожалению, для подтверждения нашей мысли мы располагаем очень скудными данными. Это потому, что вообще о Диоскоре мы почти ничего не знаем. Важнейшим документом, на основании которого можно доходить до истинной причины указанного явления, служат жалобы, с которыми различные александрийцы обращались против Диоскора на соборе халкедонском. В одной жалобе говорится: Диоскор «ненавидел Кирилла за его правую веру» (ἀπεχθανομένῳ πρὸς τ ὴv ὀρθὴν ἐx είνου πίϭ τιν)[750]; в другой повторяется то же самое: Диоскор «питал ненависть к правой вере Кирилла»[751]. Других подробностей по этому важному пункту в указанном документе, к сожалению, не находим. Чем бы, в самом деле, мог быть недоволен Диоскор в религиозной деятельности своего предшественника? Сочинениями Кирилла, писанными до собора III вселенского, он был очень доволен, напр., его анафематствами против Нестория[752]; собором Ш вселенским — тоже, ибо этот собор нелицемерно прославляется на соборе Диоскоровом или разбойничьем. Но был ли доволен Диоскор унией, принятой Кириллом? Нет. Но в одном известном документе[753], касающемся собора разбойничьяго и вышедшем от партии Диоскора, не упоминается, как об авторитетных сочинениях, о важнейших сочинениях Кирилла, писанных с целью устроения унии. Диоскор решительно игнорировал эту часть деятельности Кирилла. Только за это, и единственно только за это мог ненавидеть Диоскор своего великого предшественника. Эту истину на соборе разбойничьем прикровенно высказывает Диоскор устами Евстафия Беритского[754]. Ненавидеть Кирилла больше было не за что Диоскору. Ненависть Диоскора к Кириллу вследствие указанной причины выразилась тотчас же по смерти Кирилла и обрушилась на его друзей и родственников. Нужно думать, что в Алексавдрии было очень мало защитников унии: Кирилл был почти одинок. Полагаем, что лица, на которых обрушилась ненависть Диоскора к Кириллу, были лицами соприкосновенными в отношении к делу унии. Быть может, это были немногие лица, которые сочувствовали унии и на которых возлагались Кириллом поручения во время хода униальных переговоров[755]. Другие черты религиозного образа Диоскора заключаются в следующем: человек истинно православный, так он полагал, должен держаться вдали от углубленных исследований вопросов религиозных, чтобы избегать и тени подозрений касательно допущения каких-либо новизн в области веры. Отсюда, когда однажды ему поставлено было на вид, что религиозные вопросы исследовать можно и должно, он решительно отвращается подобной мысли[756]. Далее, свв. и вселенскими соборами он признавал только два собора — никейский и ефесский, бывший при Кирилле. Собору же константинопольскому 381 года он не усваивал церковного значения[757]. Наконец, его догматические воззрения были чистым монофизитством: они ничем не отличаются от воззрений Евтихия, как это обнаружил собор разбойничий. Диоскор был в связях с монофизитами всех стран еще до собора константинопольского. Под его руководством действовали Евтихий и монофизиты других стран[758]. К епископам же востока, антиохийцам, он относился с крайним подозрением, считая их прямо несторианами[759].

Мы приблизились к изображению догматической деятельиости собора разбой ничьего 449 года. Каких руководительных начал держался он? Собор разбойничий, выразимся так, есть пародия на III всел. собор. Со стороны принципов он повторяет собой этот последний собор. Но результатом собора было не добро, а зло. Известно, что и диавол принимает на себя образ ангела светла. Чего желал и к чему стремился III всел. собор, теми же желаниями и стремлениями исполнен был и собор разбойничий. Прежде всего, собор провозглашает твердость и неприкосновенность символа никейского. Диос- кор говорил на соборе: «так как Бог внимает нашим совещаниям, то и вы сами постарайтесь сделать их твердыми и угодными Богу. Если кто вопреки деяниям или учению отцев собравшихся в Никее и здесь собравшихся (III всех, собор.) будет изыскивать, или переисследовать, или пересматривать (ἤ ζητεῖ, ἤ πολυπραγμονεῖ, ἤ αναϭx ευάζει), да будет анафема. Итак, если Дух Св. присутствовал с отцами, как и действительно Он присутствовал и определил то, что ими определено, то пересматривающий это упраздняет благодать Духа»[760]. С целью решительного утверждения именно символа никейского, на соборе перечитано было известное деяние III всел. собора о Харисии, на котором утверждена неизменность и подтвержден авторитет этого символа. Вот что говорит Диоскор, когда прочитано было сказанное деяние на соборе: «думаю, что всем нравится изложение св. отцев, собиравшихся некогда в Никее, которое утвердил и св. собор, собранный здесь (в Ефесе) прежде и определил содержать его одно (μόνα), как достаточное. А мы знаем, что определено так: если кто вопреки этому будет говорить или мудрствовать, или вводить новое, или исследовать, тот подвергается осуждению». «Что выдумаете»? обращается Диоскор к собору. Собор высказался с ре- шительностью в пользу мнения Диоскора[761] С другой стороны собор вселенский константинопольский и его символ не находили на соборе Диоскоровом ни признания, ни авторитета. Члены последнего собора умышленно игнорируют его. Мы полагаем даже, что исключительное признание символа никейского было на соборе разбойничьем скрытым протестом против символа константинопольского, как новшества, как извращения веры никейской. Что собор Диоскоров не хотел ничего знать о символе константинопольском и соборе, на котором составлен оный, это ясно видно из деяний рассматриваемого собора. Диоскор заявлял на соборе: «для удовлетворения всех, для укрепления веры и для ниспровержения возникших вопросов твердо держусь определений отцев бывших в Никее и Ефесе». «Хотя говорят два собора, но они содержать одну веру», присовокупляет патриарх[762]. Не ясно ли, что Диоскор определения константинопольского собора и самый этот