которых красовалось имя Кирилла, были, так сказать, новым заветом врагов монофизитства. Враги монофизитов, подобно самим монофизитам, ставили себя под знамена Кирилла. Они основывали свою деятельность на деятельности Кирилла. В этом заключается главная причина, почему церковные историки, когда говорят о монофизитах и их противниках, путаются в своих представлениях. Каким образом одни и другие основывались на Кирилле, считали себя учениками одного и того же Кирилла, — это было вопросом в науке и вопросом запутанным… Состав партии защитников унии был не одинаков. Это имело важные церковно-исторические последствия. В состав этой партии входили и приверженцы антиохийской догматики, принявшие унию, и приверженцы александрийской догматики, ставшие на стороне унии. Это придает указанной партии разнообразие, но из этого разнообразия рождалась чудная гармония. Тех и других тесно соединяло уважение к унии, но у тех и других были особенности, оттенки во взглядах, напр., на прежних писателей богословов. Первые всеми своими душевными силами тяготели к писателям, вышедшим из антиохийской школы, — александрийских писателей они ставили ниже; вторые от всей души любили писателей александрийской школы, но не столь ценили писателей школы антиохийской[696]. Взявшись за одно и то же дело защиты унии, они сблизились, передали друг другу свои воззрения на писателей церковных, перестали различать между последними «наших» и «не-наших». И это было делом великой церковно-исторической важности. Преграда между приверженцами двух школ падала. Они неодинаково смотрели на деятельность Кирилла. Униты аитиохийцы, высоко ценя унию, подозрительно смотрели на первых порах на доуниальную деятельность Кирилла, на самый III вселен. собор; униты же александрийцы, не чуждаясь унии, сохраняли благодарную память и о деятельности Кирилла до нее. Сходясь в воззрениях на унию, те и другие обменялись своими симпатиями касательно Кирилла, подозрение уступило место доверию, нерасположение — любви. Водворялась полная гармония между теми и другими касательно Кирилла. Утверждаем: это великий церковно-исторический факт! Далее, униты из антиохийцев, питая уважение к деятельности II вселенского собора, значения которого не признавали александрийцы, передали это уважение и униатам из александрийцев. Если по одним из важных церковных вопросов униты из антиохийцев стали смотреть глазами унитов из александрийцев, то по другим эти последние стали смотреть глазами первых. Защитники унии сделались защитниками православия в полном смысле слова[697]. От них берет принципы последующая Церковь в науке и в спорных догматических вопросах. — Сделаем еще одно общее замечание: враги унии, монофизиты, носят на себе яркую печать александрийского направления; друзья унии, православные, носят на себе свойства умеренного антиохийского богословского направления.

Первые враждебны ко всему тому, что не есть направление александрийское; вторые, сочувствуя по преимуществу антиохийскому богословскому направлению, в то же время относятся дружественно и к тому, что не составляет проявления любимого их направления. Кругозор последних очень широк и в этом главная сила защитников унии.

Постараемся охарактеризовать главных представителей собора константинопольского, именно Евтихия, монофизита, врага унитов, патриарха константинопольского Флавиана и Евсевия Дорилейского, друзей унии, противников крайнего александрийского богословского направления.

Евтихий был монах одного константинопольского монастыря. Известно, что монахи доставили самый значительный контингент для партии монофизитской. Недаром они ранее были жаркими сторонниками Кирилла. Ревность легко могла переходить в увлечение, жар одушевления мог приводить к крайности. Это и видим у многих монахов того времени: египетских, палестинских, сирских и константинопольских. Евтихий был энергическим деятелем в пользу Кирилла и против Нестория во время III вселенского собора. «Когда Несторий противился истине, Евтихий стал за истину»[698]. Кирилл, уважая Евтихия, прислал ему после III вселенского собора экземпляр деяний этого собора[699]. В своих богословских воззрениях Евтихий представлял частью чистый тип александрийца, частью тип того же александрийца, но уже пошатнувшегося в православии. Евтихий подобно всем александрийцам того времени стоял за собор Никейский и Ефесский вселонский, но ни словом не упоминает о соборе вселенском константинопольском 381 года.[700]. Символ веры, опять подобно тем же александрийдам, он читал по редакции собора никейского, и не хотел знать редакции II вселенского собора[701]. Все это не представляло однако ничего предосудительного, и многие лица чистаго православия делали тоже самое. Но в других своих воззрениях он уже более или менее ясно отчуждался от православия. Евтихий не признавал сочинений Кирилла, писанных им во время и после унии: нет ни малейшего в положительном смысле указания на них в словах Евтихия, хотя ему не раз приходилось высказывать, как он смотрит на явления церковные недавнего прошлого. Ни к чему другому, как именно к униальным сочинениям Кирилла, но в смысле неблагоприятном, нужно относить темноватую мысль Евтихия, высказанную им при одном случае об отцах церкви. Он говорил: «если же встретится у них в некоторых словах, что нибудь ложное или погрешительное (διαϭ φαλθὲ ν, ἢ δi απλav η θὲ ν), этого он не отвергает и не принимает»[702]. Эти слова получают свой смысл только тогда, когда мы возмем во внимание, что крайние александрийцы, каким был и Евтихий, только часть деятельности Кирилла признавали заслуживающей почтения, а другую униальную — нет. В данных словах Евтихия высказывается не какой-либо критицизм в отношении к отеческим писаниям, а односторонность взгляда на сочинения Кирилла. Евтихий прямо заявлял[703], что в сочинениях Кирилла нет учения о двух естествах: это, хотя с большою натяжкою, еще можно было сказать о некоторых сочинениях этого писателя, написанных до собора ефесского, например, об анафематизмах его, но отнюдь нельзя было сказать о сочинениях того же Кирилла, писанных во время и после унии, потому что в последних усиленно утверждалась мысль о двух естествах во Христе. Если же, однако, Евтихий прямо заявляет, что в писаниях Кирилла нет учения о двух естествах, то этим он несомненно давал знать, что он игнорирует униальные документы[704]. Положительное еретическое учение Евтихия, учение монофизитское, формулируется им так: «после воплощения Бога Слова я поклоняюсь одному естеству, — естеству Бога воплотившегося (μίαν φύϭ ιν προϭx υνείν ϴео ῦ ϭ αρx ωθέντος) и вочеловечившегося»[705]; или: «исповедую, что Господь наш состоит из двух естеств прежде соединения, а после соединения исповедую одно естество» (μετὰ ἓ νωϭ ιv μίαν φύϭ ιν ὁμολογϖ)[706]. Фразы эти не собственное изобретение еретика; они встречаются в сочивениях св. Кирилла, который в свою очередь берет их из писаний Афанасия; но они заимствуются из Кирилла вне связи с прочими воззрениями этого отца церкви, а потому у Евтихия получают еретический характер, какого они не могли иметь в своем месте. То обстоятельство, что эти фразы встречались в сочинениях Кирилла, придавало монофизитству вид истинного учения,