этого антиохийского правила, он говорит: этим они «утверждают не то, что одни наименования приличествуют Слову Бога Отца, как Сыну Самому по Себе взятому отдельно, а другие — Ему рожденному от жены так, как другому Сыну, опять отличному, но то, что одни приличны Его Божеству, другие человечеству». При этом он присовокупляет: «подобное и я говорю»[677]. Тот же Кирилл совершенно основательно указывает и причину, которая побуждала аитиохийских богословов разделить «наименования» и которая заключается в противодействии арианам, злоупотреблявшим уничтожительными выражениями о Хрнсте; эту причину он признает очень уважительною[678]. Наконец, Кирилл к удовольствию своих прежних противников разрешает вопрос, который, кажется, очень беспокоил епископов сирских. Должно думать, что между последними ходил слух, что будто Кирилл не признает одного очеь важного для антиохийцев сочннения св. Афанасия, именно послания его к Эпиктету, еп. коринфскому. Послание это заключало очень ясное исповедание двух естеств во Христе, хотя в то же время возвещало и учение о соединении и оных. Антиохийцы, при самом начале заключения унии с Кириллом, чрез выше поименованного Павла, обратились к Кириллу с просьбою, чтобы он объявил им: согласен ли он с упомянутым посланием Афанасия? Кирилл, разумеется, дал, утвердительный ответ и сообщил антиохийцам лучший список этого Афанасиева сочинения[679]. Мы впоследствии видим, что антиохийцы не раз обращаются к посланию Эпиктета для доказательства правоты своих мнений и опровержения врагов.

Все это чрезвычайно успокоительно подействоаало на епископов г дотоле враждебно расположенных к Кириллу. Распри в церкви начали утихать. Как прочно стала укорениться уния среди антиохийского церковного округа, как все более и более повсюдным стало ее торжество, это можно видеть из следующаго послания Иоанна Антиохийского: «все епископы востока (т. е. округа антиохийского), как и епископы всего прочего мира, осудили Нестория и согласились на его низложение (главный пункт унии). Мы сделали и объявили, что надлежало, вот уже четыре года (след. письмо писано в 437 году). Все епископы приморские согласились и подписались. Епископы второй Финикии, Киликийцы сделали это прошлым годом; Арабы чрез своего епископа Антиоха; страны Месопотамские, Озроени, Евфрата и вторая Сирая одобрили все то, что мы сделали. Мы уже давно получили (благоприятный) ответ со стороны исаврийцев; все епископы первой Сирии подписались с нами»[680]. В этом послании Иоанн перечисляет все церкви, входнвшие в состав патриархата антиохийского, и все они представляются присоединившимися к унии. Уния нашла себе благоприятный прием в среде большинства антиохийцев[681].

Конечно, дело не обошлось без врагов для унии. В это время, когда жизнь церковная отличалась особенною, часто болезненною чувствительностью ко всем мерам, какие предпринимались властями для благоустройства церкви, уния, как явление весьма замечательное, не могла не возбудить пререканий и споров. Унию приняли враждебно некоторые из епископов, приверженцев антиохийского богословского направления. Они находили, что епископы восточные, прежние приверженцы несторианских доктрин, сближаясь с Кириллом и соглашаясь с его учением, тем самым изменили себе, уступили врагу в неправом деле. Это были открытые враги унаи[682]; с ними никакое соглашение было невозможно. Они отвернулись от церкви, церковь отказалась от них. Был другой класс врагов унии из числа тех же приверженцев антиохийских доктрин: не думаем, чтобы их было много. Эти враги мира присоединились к унии лицемерно. Они подкладывали под униальное исповедание смысл свой — несторианский и объявляли, что Кирилл перешел на их сторону, отказался от своего прежнего учения. Кирилл о них говорит: «встревоженные примирением святых церквей, они злобно; порицают тех, кто не хочет с ними соглашаться и исповедение св. отцов восточных поносят, толкуя его неправильно, и извращая для подтверждения того, что им приятно и нравится, чтобы не расставаться с суесловием Нестория.[683] «Они превращают вме вверх и вниз и говорят, что с их нечестивыми мыслями согласно исповедание восточных»[684]. В опровержение подобной клеветы Кирилл тщательно сличает исповедание с учением Нестория и с очевидностью доказывает, что между ними нет ничего общаго[685]. Гораздо опаснее всех этих врагов унии для мира церковного были противники этого соглашения между александрийцами и антиохийцами, вышедшие из рядов почитателей Кирилла. Они подозрительно смотрели на этого святителя, который вошел в общение с Иоанном; они видели в данном шаге Кирилла измену православной вере[686]. Это были предтечи монофизитстdа. Они вопили против Кирилла за то, что он допускал учение о двух естествах во Христе; это им казалось ересью, антиохийским заблуждением. Они обращались к архиепископу александрийскому с настойчивыми вопросами: как это он принял в общение антиохийцев, когда они учат о двух естествах, как это и сказано в их исповедании, поданном Кириллу? Сам Кирилл об этом пишет так: «некоторые говорят: отчего епископ александрийский терпит и хвалить их (т. е. восточных), когда они признают два естества?»[687]. Кирилл, проведший всю жизнь в борьбе с врагами истины, желает и теперь убедить, успокоить новых своих врагов. Но можно ли ожидать внимания, спокойного отношения к делу от упорных ере- тиков; а эти враги Кирилла именно и оказались таковыми… Он сделал все, чтобы заставить замолкнуть врагов из числа своих прежних друзей. Он говорит с ними их языком, употребляет выражения ими любимые, приспособляется к образу их воззрений, уверяет их, что уния ничего не нзменила в его прежнем учении. Любовь, снисхождение, слышится в каждом слове Кирилла, с какими он обращается к своим неверным друзьям[688]. Защищая учение о двух естествах во Христе, он старается им доказать, что этим не исключается учение о соединении естеств. Одно заключается в другом. «Утвсрждаем, писал он[689] им, что два естества соединились и верим, что после этого соединения, как бы уничтоживши деление на двое (ὡ ς ἀνῃ ρημένης ἢ δη τῆς εὶς δύω διa τo μῆς), пребывает одно естество (μία φύϭ ις) Сына как единого, но вочеловечившегося и воплотившегося»[690]. Защищая то же учение о двух естествах, он доказывает далее, что такое воззрение не заключает мысли, будто Христос имел как бы чужую, Ему несобственную, плоть какого-то отдельного лица. Отсюда он говорил, опять таки приспособляясь к терминологии, любимой его приверженцами, к которой они были привязаны до крайности:,не Бог и человек (т. е. два отдельные лица), соединившись вмеете, составили одного Христа, но Бог, будучи Словом, почти по-нашему (без греха) приобщился плоти и крови, (ὁ λὸγος παραπληϭ ίως ἡμῖν μετέϭ χεν αἳ ματος x αὶ ϭ αρx ός), так что Бог мыслится вочеловечившимся, восприявшим нашу плоть и сделавшим ее своею собственною»[691]. Кирилл, наконец, разъясняет своим