Отсутствие восстаний в провинциях по сравнению с их числом во время правления Исаака наводит на мысль о том, что земельных магнатов удовлетворяла власть императора. Есть несколько примеров, демонстрирующих их власть и методы. Например, на Крите мирянин из деревни Хортацин получил у правителя землю, изначально подаренную для основания монастыря. В феме Миласса и Меланудион монастырь Святого Павла на горе Латрос давно уже владел оливковой рощей таких размеров, что если бы она не была освобождена от налогов, то с нее в казну поступало бы ежегодно тридцать шесть иперперов. Примикирий Иоанн Карантен (очевидно, местный земельный магнат) уговорил настоятеля монастыря сдать ему эту землю в аренду за двадцать четыре меры оливкового масла в год; в первый год он заплатил четыре меры, а потом – ничего. После его смерти его семья продолжала владеть узурпированной собственностью и стала судиться с монастырем по этому поводу, а также по поводу других земель на основании документов, которые предположительно были поддельными. Наследники епископа Амазона захватили другое загородное имение у этого же самого монастыря. Крайний случай насилия имел место в регионе, который в настоящее время является Южной Албанией. Вдова одного из архонтов Дурреса бежала со всем имуществом, которое только можно было унести, чтобы избежать встречи со сборщиком налогов. По пути в Колонею к ее родственникам она вместе со своим имуществом была схвачена Алексеем Капандритом и его вооруженными людьми и насильно выдана за него замуж. По-видимому, Капандрит был одним из местных магнатов, так как сумел получить от своих родственников – архонтов Колонеи и епископа Деаволиса (Девол – город-крепость в Албании. – Пер.) свидетельства, подтверждающие, что для заключения брака не применялась сила. О других случаях демонстрации магнатами своей власти будет рассказано, когда речь пойдет об Элладе.

В отношении этой провинции у нас есть подробная информация. После вступления Алексея на престол Михаил Хониат отправил из Афин письма таким своим друзьям, как Иоанн Велиссариот великий логофет, логофет дрома Димитрий Торник и Феодор Мацук, в которых он фактически не изложил ни одной жалобы, за исключением тех, которые были связаны с монастырскими делами. Однако в конце 1198 г. или начале 1199 г. ряд злоупотреблений вынудил его обратиться с жалобой (Гипомнестикон) в правительство империи, которую сопровождали письма к его друзьям, имевшим властные полномочия. Основная тяжесть его праведного гнева пала на налогообложение (о котором позднее шла обстоятельная дискуссия), но он также указал и на административные злоупотребления, включая поездку претора в Афины. (Такое событие, касалось ли оно сбора налогов или отправления правосудия, ранее приветствовалось Михаилом еще в 1185–1186 гг.; но с того времени, вероятно, по его собственной просьбе такие визиты оказались под запретом по императорскому хрисовулу.) В какой-то момент до 1 сентября 1198 г. претор вместе со своей свитой прибыл под предлогом поклонения прославленной Богородице Афинской в бывшем Парфеноне. Сначала он позволил своим людям реквизировать все, что им было нужно: животных, домашнюю птицу, рыбу, вино и даже золото. Затем он остановил их и за этот акт милосердия потребовал официальные дары для себя и своих главных приближенных и отказался уезжать до тех пор, пока с населения не будет собрано требуемое. При отъезде он забрал много вьючных животных, которых он затем продал назад их хозяевам. Михаил попросил императора запретить визиты претора, repherendarios (представителя патриарха), который разорял землю, и mystikos (императорский секретарь), который надзирал за тем, как люди претора собирают налоги. В заключение митрополит просил, чтобы афинским магнатам (kastrenoi) было запрещено продолжать приобретать еще больше деревень или деревенских земель, так как такие действия ведут к уничтожению крестьянства. По его словам, Аттика уже и так сильно страдает от сокращения численности населения.

Письма Михаила, сопровождавшие Гипомнестикон, были даже еще более пылкими. В письме к Димитрию Торнику он заявил, что Аттику пожирает гусеница, то, что от нее остается, – саранча, остатки этого – личинки, а оставшееся от оставшегося – растительная ржавчина. В письме к великому дуке Стрифну он сетовал на пиратские грабежи, непродуктивность земли и гибель морской торговли. Могущественному Феодору Эйреникосу он писал: «Претор порабощает [город], украшенный древними и современными объектами поклонения, с большим варварством, чем Ксеркс; он просит не земли и воды, а все, что производит земля, и весь родившийся у домашних животных приплод; при этом он ищет источники богатства и Пактол, который когда-то приносил золото. Каждый сборщик налогов делает больше зла, чем тридцать тиранов». Георгию Падиату было сказано, что его друг митрополит не смог написать, потому что ему помешали густые толпы «сборщиков налогов, преторов, писцов, надсмотрщиков, налоговых агентов, сборщиков корабельной подати и многих подобных им из низкой братии, которых императрица городов рассылает повсюду, но особенно ежегодно в Элладу, в таком количестве, сколько лягушек Господь Бог однажды наслал на Египет». Но именно в письме к Иоанну и Михаилу Велиссариотам проситель излил свою душу:

«Нам надлежит, отбросив в сторону всякую сдержанность, прибегнуть к вашей помощи, сетовать и скорбеть обо всех наших горестях и либо найти избавление, либо немедленно успокоиться и вести праздную жизнь, не замутненную печалями: больше не бороться с течением, как мы говорим, и непобедимой тенденцией времени. Так как, по-видимому, Господь Бог считает, что неправильно будет отпустить нас с конца земли [из Эллады] и позволить нам вернуться к вам и вашим безоблачным небесам, то следующий наилучший путь – это написать вам письмо и в нем умолять и заклинать вас о сострадании. Тем не менее, так как такая масса зла не может вместиться в пространство одного письма, мы сочли необходимым отправить к вам высокочтимого Фому [слуга Михаила], чтобы он мог подробно изложить все жалобы, изложенные в письме в сжатом виде, и чтобы мы могли узнать, страдаем ли мы от презрения (а нас многие оскорбляют) или это гнев Божий, навлекающий на нас великие несчастья.

Узнайте же, что мы претерпеваем, мои неописуемые и возлюбленные владыки, и если окажется, что мы страдаем обоснованно, то закройте свои уши к словам этого письма и саму дверь перед его носителем. Но если мы подвергаемся угнетению несправедливо, и наш костный мозг высосан сборщиками налогов не по какой иной причине, а лишь для того, чтобы мы и в самом деле стали нищими и униженными и превратились в готовую жертву желаний кого бы то ни было – ведь у нас нет никакой защиты от нападений сборщиков налогов, и мост через пролив не