правой, и Михаил Хониат выразил свое восхищение тем, как хорошо он это делал. Он продолжал занимать место рядом с императором, но также пристальное внимание обращал на то, что происходит в патриаршем синоде. Вскоре после того, как он стал дьяконом – в конце весны или начале лета 1197 г., – в Фессалониках освободилось место митрополита, и он был назначен на этот пост.

Никита Хониат пишет, что теперь Месопотамский занимал такое высокое положение, что мог лишь упасть. Летом 1197 г. император собирался выступить в свой второй поход против Хрисоса, засевшего в Просаконе. И хотя новый митрополит боялся выпустить Алексея из виду в это время, он счел своим долгом нанести мимолетный визит в Фессалоники. Какой бы короткой ни была эта поездка, его враги воспользовались возможностью добраться до ушей императора. Во главе с Михаилом Стрифном, чье алчное управление флотом раскритиковал Месопотамский, они легко оказали влияние на императора, и в начале лета тот был лишен своей гражданской должности. Патриарх Ксифилин, действуя то ли из ненависти к павшему министру, то ли по приказу императора, выдвинул канонические обвинения против Месопотамского. Синод отклонил некоторые из второстепенных жалоб и использовал серьезные, которые дали достаточно оправданий для лишения его священного сана. Его братья, которых он продвигал по службе, потеряли свою власть вместе с ним. Месопотамский отправился в ссылку, возможно, в Западную Европу. В неустановленное время, возможно после 1204 г., он был восстановлен в своей должности в епархии Фессалоник.

Его место занял Феодор Эйреникос (Ириник), названный каниклейосом в ноябре 1197 г. О нем отзывались, как о человеке с обходительными манерами, искусном в риторике и не лишенном проницательности. Михаил Хониат называет его всемогущим, более великим, чем те, которых в древности называли «глаза и уши короля». Очевидно, у него был сослуживец, который страдал от постоянного кашля и удовлетворял свою алчность самыми низкими способами, но Никита Хониат не уточняет его имя. Постоянно помня о судьбе своего предшественника, Эйреникос вел себя чрезвычайно сдержанно: он стремился угодить придворной знати, которая желала получать прибыль от своих должностей, при этом боясь своего личного падения, он отвергал реформы, необходимые для спасения империи. На оставшийся срок правления Алексея управление государством находилось в руках жадных и безответственных людей.

Самый известный случай недобросовестного ведения дел связан с флотом. Михаил Стрифн, который своим назначением великим дукой (адмиралом) был обязан своей родственной связи с императрицей, очевидно, находился на этой должности на протяжении всего правления Алексея. По словам Никиты Хониата, он продавал корабли, гвозди, якоря, канаты и паруса, опустошал арсеналы боевых кораблей. В 1196 г. еще существовал флот из тридцати кораблей, готовый дать отпор пирату Гаффорио; но после его уничтожения императору приходилось просить морской помощи у пизанцев, и ко времени начала Четвертого крестового похода в его распоряжении были в лучшем случае двадцать прогнивших и источенных червями плавучих посудин. Верно, что строительству препятствовали имперские лесники, которые, чтобы защитить дичь, отказывались разрешать вырубку леса для нужд флота. Однако основную долю вины следует возложить на Стрифна. Константин Месопотамский обвинял его в корыстолюбии, ограблении государства и крупных денежных растратах, но Стрифн удержался на своем посту, чтобы свергнуть своего противника.

В армии дела обстояли иначе, отчасти из-за ее личной связи с императором. В битве при Аркадиополе в 1194 г. были перебиты лучшие воины, а оставшиеся впали в уныние; кульминацией всех поражений был отказ византийской армии в 1196 г. переходить через Балканские горы для оказания помощи Иванко в Тырново. Первый признак поворота к лучшему появился в начале следующего года, когда гарнизон Бизии дал отпор половцам неподалеку от Тзираллума, не дожидаясь приказа императора: в этом случае нехватка дисциплины превратила победу византийцев в их поражение. В то время, пишет Никита Хониат, войска были истощены ежегодными походами и хотели только вернуться домой; на поле боя они были вынуждены сражаться с превосходящими силами противника, победить или умереть. При осаде Просакона летом 1197 г. византийцы проявили мастерство и предприимчивость, совершив нападение днем, но поражение им принесла одна-единственная ночь, когда валахи совершили свои вылазки.

Последовавшие годы были отмечены улучшением подготовки и повышением дисциплины западной армии. Воюя с Иванко, и Мануил Камица, и сам Алексей неоднократно добивались успеха. В конце этой кампании, согласно повествованию Никиты Хониата, император обнаружил, что европейская армия готова сражаться и может добиваться победы на любой местности, но азиатская – все еще была в плохом состоянии. Поэтому, прежде чем возвращаться в Константинополь, он набрал новое войско из крестьян и довел их уровень обучения до высокого военного мастерства. Прежнее войско, теперь, очевидно, распущенное, характеризовалось как трусливое и заинтересованное только во вражеских трофеях. Со свеженабранным и дисциплинированным войском император одержал победу над Хрисосом и Камицей в 1201–1202 гг. Но оно никак не показало себя против рыцарей в кольчугах Четвертого крестового похода.

Об имперских провинциальных правителях мы знаем мало. Все выдвиженцы Исаака были, очевидно, смещены со своих постов. Среди тех, кто был смещен к августу 1195 г., был правитель фемы Миласса и Меланудион Михаил Дука – незаконнорожденный сын дяди императора Иоанна (Ангела) Дуки. Несколько лет спустя он был заново назначен правителем этой провинции, где и возглавил восстание. В конце 1195 г. правителем Серреса был Алексей Аспиет – вероятно, родственник Константина Аспиета, которого Исаак II приказал ослепить. Феодор Врана – сын известного бунтовщика Алексея Враны и приверженца Алексея III получил в управление провинцию Фракию – или то, что от нее осталось. Критом в 1197 г. правил Никифор Контостефан, который, как утверждается, был свояком императора: вероятно, он был братом зятя Алексея – Андроника Контостефана. Иоанн Спиридонакес, поставленный Алексеем III править Смоленой, – единственный из его известных провинциальных правителей, который не был выходцем из высших слоев общества. В большом количестве уцелевших писем Михаила Хонита этого периода нет ни одного упоминания имени претора Эллады; возможно, он боялся прямо ссылаться на людей, которые занимали высокое положение при дворе или были связаны с императорской семьей.

Состояние провинций ухудшалось, так как быстро сменявшиеся правители грабили своих подданных. Среди оснований для жалоб противников «немецкого налога» был тот факт, что провинции были отданы в управление ослепленным родственникам императора, которые не приносили никакой пользы. Теперь европейские фемы страдали даже еще больше, чем при Исааке, так как валахо-болгарские владения протянулись до берегов Эгейского моря. Более того, при Хрисосе и Камице их власть распространилась и на Фессалию. И хотя Малая Азия пережила восстание лже-Алексея II, несколько вторжений сельджуков и мятеж Михаила Дуки, в этом регионе, который видел мало чего, кроме вторжений и восстаний после смерти