Минут двадцать продолжался ее плач, но она успокоилась и взяла себя в руки. Слезы Марии высохли мгновенно, а вот лицо стало опухшим.

— Так как же Петрушка вас упрятал? — поинтересовалась тетушка.

— Страницы из церковных книг вырвал, как о венчании, так и о рождении отца, а после Софью оженил на каком-то Белеве и стал отец Белевым. Хотя, думаю, его и не было, или умер он еще до свадьбы, а после отправил их с внуком подальше. У меня и грамотки о том есть. Видать, бабушка сохранила, да и отец потом.

— Ой, хитрец. Ой, хитрец, — с каким-то восхищением произнесла Мария. — А ты чего хочешь? Ведь столько времени не появлялись, уж могли и навестить.

— Навестить? Покуда Борис был жив? — скривился я. — Да и сейчас, поди, пригляд есть, — хмыкнул.

— Тоже верно, — кивнул Мария. — Пригляда же не бойся, не интересна я никому, да и напишут, что я скажу, — хитро глянула она на меня.

«Мда, вот это женщина», — восхитился я про себя.

— Совет хочу добрый, тетушка. Вернуть удел деда, и чтобы род Старицких вновь себя явил, а не прозябал, — серьезно глянул я на нее.

— Ох, Андреюшка, — с теплотой и грустью произнесла Мария. — Ведомо ли тебе, как дед мой и твой прапрадед Андрей Иванович закончил? — Я помотал головой.

— Глинская, чтоб у нее в аду самый жаркий костер был, хитростью к себе заманила, через полюбовника своего, а после голодом заморила в темнице. А ведь они ему крест целовали. Боялись его, но не нужна ему была Москва, он Старицу любил. Ведомо ли тебе, как отец мой, Владимир Андреевич, закончил? — покосилась на меня Мария.

— Тоже убили? — хмуро произнес я.

— Его обвинили в убийстве Марии Темрюковны, — сказала, словно выплюнула имя, моя тетушка. — Да еще, что он покушался на жизнь царя, брата своего, что вместе с ним воспитывался по детству. Малюта, — прошипела тетка, — пес царский, доставил на суд нас, все в Старице перевернул, но так и не нашли подтверждения. Холопу поверили, что оболгал. Отцу-то трон царский и не нужен был, вот бабка моя, та да хотела, чтобы отец царем стал, и болтала о том, за то и поплатилась, в монастырь отправили. Отца же судили да яд дали всем. Четверо нас выжило из всей семьи. Василий, Евдокия, Ефимия, да и я. Не везет нам на Москве, а ты сам туда прийти хочешь. Да еще к сыну Бориски, ты же для него первым врагом станешь. Ты Рюриркович, а он кто? Кто такие Годуновы да Скуратовы, так, грязь, и ничего более. Да и другие захотят тебя использовать, а после и погубить. Мал же ты еще, ни силы за тобой, ни рода, — грустно вздохнул я.

— Я Рюрикович, ты правильно сказала. У меня есть ты, у меня есть мой дед по матери и его семья. — Мария иронично на меня покосилась.

— Видела бы ты его, тетушка, так бы не смотрела, — хмыкнул я. — При виде него медведь обделается и в лес убедит, не забыв еще и шкуру с себя снять, чтобы дед следом не пошел. Да и я кой-чего могу. Не глупый отрок, все понимаю. Да и сын Бориски, Федька, недолго царем пробудет. Вот уж кому не свезло, нет у него друзей, одни враги, почитай, что ненавидели отца его, а теперь и его.

— Думаешь, не удержит? — задумчиво посмотрела она на меня.

— Уверен, — кивнул я, а после добавил: — Лето не закончится, как в Москве новый царь будет. Думаю я, это Дмитрий Иоаннович будет, слышала, поди, о нем?

— Как же не слышала, — хмыкнула тетушка. — Вот только не сын он царя Ивана, да и в грехе рожден был Дмитрий. Ведь с Марией Нагой не обвенчаны они были. У тебя прав на трон куда больше, чем у него. Да и умер Дмитрий Иоаннович, в Угличе и умер. Я многого не знаю, но и до меня вести доходили. Так что вор это, а не наш родич.

— Может, и так, — кивнул я. — Но его Дмитрием многие признали, в том числе и бояре. Да и Нагие признают наверняка, — хмыкнул я.

— Эти могут, — согласно кивнула Мария. — Они ж родичи еще твои, но пустые людишки. Что Мария, что братец ее, да и остальные, — махнула она рукой.

— Родичи мои? — приподнял я бровь вопросительно.

— Конечно, мать же Василия была Евдокия Нагая, моя же Евдокия Одоевская, вот и выходит, что Нагие твои родичи, — пояснила Мария.

— Я и не знал, — только и пробормотал я.

— Так откуда бы ты узнал? Кто бы тебе рассказал да учил. Многого ты не знаешь, Андреюшка, — хмуро закончила Мария.

Я обдумывал слова Марии и прикидывал новые расклады, тетушка же не спешила продолжить разговор.

— Значит, хочешь вернуть имя рода и земли его, — пробормотала она вдруг себе под нос, заставив меня вздрогнуть.

— Да, — твердо ответил я.

Вернув имя и земли, у меня реальный шанс предотвратить смуту, а возможно, даже и усесться на царский трон. Вот только первое для меня было куда важнее, а все остальное по остаточному принципу. Как там говорят, не жалея живота своего.

— Федька же не удержится? А как же сестра его, да и мать? Та еще змеюка подколодная, вся в папашу.

— Убьют или в монастырь отправят, — пожал я плечами, пытаясь припомнить, кто ж у них мать, но так и не вспомнил, у Марии же не стал интересоваться. — На престол же сядет Дмитрий Иоаннович, или посадят, многим он выгоден.

— Тут и не поспоришь, — кивнула она. — Потом и вертеть им попробуют. А может, и выйдет чего, — задумчиво произнесла Мария. — Андрюшка, приезжай завтра к полудню, мне подумать надо. Непростое дело-то о царских палатах думать, да и я многого уже не знаю, кто мне расскажет-то последние вести, — хмыкнула она зло.

Проводив Марию до монастыря, я вернулся к своим послужильцам, уселся в седло, и мы отправились назад.

— Не зря хоть ждали? — поинтересовался