– Точно, мы скажем, что во всем виновата та сучка, которая сбежала! – хором отозвались моряки. Из толпы раздались согласные вопли.

– Эта шелудивая собака! Рештский пес!

Карна нахмурился. Он привык, что к нему так относились в Хастине, но не ожидал такого в Калинге. Оказалось, кастовые предрассудки не имеют границ.

– Неудивительно, что мы так долго торчали в море. Давайте выпотрошим его, прежде чем доберемся до Калинги.

– Из-за него испортились наши запасы пшеницы!

– Убейте его!

– Я видел, как эта девка заходила к нему в каюту! До этого она была в каюте хозяина! – выкрикнул один из охранников Мардина. – И он, и эта девка в этом замешаны. Пусть она и сбежала, но его-то мы поймали!

Карна замер. То есть это Кала сбежала в спасательной шлюпке. Но ведь она не могла…

– Да! Давайте выбросим его за борт со связанными ногами!

Карна инстинктивно увернулся от недоеденного яблока, пролетевшего у самой его головы. Да пошло оно все! И дипломатия тоже!

Резко ударив головой ближайшего моряка, он оттолкнул второго, заехал локтем охраннику Мардина в глаз и бросился вниз, к трюму.

Под палубой он увидел, как мальчишка – юнга из Анга – повис на поводьях кобылы, пытаясь ее успокоить. Остальные лошади, услышав шум наверху, ржали и в страхе взвивались на дыбы. Анганец так и не увидел приближения Карны. Он просто упал с тихим вздохом от удара по голове, и кобыла тут же рванулась вперед. Карна перехватил уздечку. Полегче… полегче… и, не обращая внимания, что кобыла не оседлана, прыгнул на спину испуганной лошади и дал ей волю. Кобыла, выкатив белки глаз, ржа и фыркая, рванулась по трапу на палубу.

Это безумная идея, но порой случались и похуже. Мимо уха Карны свистнула стрела. Если кобыла замешкается, мне придется прикончить их всех. Он почувствовал, как кровь прилила к телу, и потребовалась вся его сила воли, чтобы обуздать дикий огонь, горевший внутри. Нет. Только не еще одно убийство.

– Я здесь, госпожа моя, – прошептал Карна кобыле, проведя ладонью по ее гнедой шкуре. – Но!

Кобыла рванулась вперед. Молния прочертила темное небо, предвещая надвигающуюся бурю. Люди бросились врассыпную…

Карна с сожалением бросил взгляд на свое шервани цвета карамели.

Я ведь только что его купил.

Но кобыла уже оттолкнулась от борта корабля и прыгнула в пенящееся море.

Мати

I

«Комедия ошибок» – слишком бездушное название для пьесы. Зрители с ликованием наблюдают за представлением, не осознавая, что их смех дорого обошелся героям. Все эти глубокие прозрения промелькнули в голове Мати, когда бушующие волны несли ее шлюпку к Нефритовой гавани, а за ней по пятам следовала «Толстуха».

Если бы все шло по плану, она бы высадилась в Бриллиантовой гавани, сменила маскировку и ускользнула с доверенными людьми, ожидавшими ее в доке. Вместо этого она плыла к гавани, где не было ни одного знакомого калинганца, без единой монеты за душой, гребя веслами так, словно от этого зависела ее жизнь. К счастью для нее, «Толстуха» не была акробаткой, учитывая, сколько ей понадобилось времени, чтобы повернуть нос. Это дало Мати отличную фору. Когда соленые волны понесли ее лодку вперед, она легко прошла мимо камнеметных машин сторожевых башен, которые стояли на внешнем острове и могли перекинуть через все море до сорока зарядов горячего масла или камней и в мгновение ока сжечь или потопить что угодно.

Основание башен давно побелело от тысячелетнего соленого тумана. На скалах, где скучали дежурные калинганской портовой охраны, расположились хозяйственные постройки, прилепившиеся к башням, как ракушки к кораблю. В последнее, мирное время, после того как сюда пришел Магадх, самое страшное, что видели эти дежурные, – это приход чумного корабля.

Мати подплыла к причалам, у которых виднелись мачты множества чужеземных судов – карраков из Анги, торговых галер из Прагджьотиши, винных перевозчиков из Мадурая и пузатых китобоев из далекой Ланки. Поскольку она находилась на шлюпке, то смогла протиснуться вперед и зигзагом пройти меж кораблей, ожидающих своей очереди, чтобы бросить якорь в гавани. Вскоре она увидела впереди контрольно-пропускной пункт, где все прибывающие суда должны были предъявлять свои документы и задекларировать груз.

Нужно сойти со шлюпки до проверки.

Свет заходящей луны превращал море в журчащую пелену переливающегося жемчуга. Мати отвела взгляд от набережной и нахмурилась от внезапно донесшегося запаха. Воздух наполнился едкой вонью горящих водорослей, которые продажные девки используют, чтобы вытравить плод. Она обернулась и увидела похожих на муравьев, бегающих по мешку с сахаром рабочих, снующих по множеству выступов и ремонтирующих корабли, расположившиеся слева от сторожевых башен. Там виднелось множество паромных причалов и небольших пирсов для швартовки креветоловочных судов, но сейчас они пустовали, если не считать уборщиков, работавших на кораблях, похожих на лежащих на боку раненых слонов. Мати хмыкнула и направила свою лодку в тень одного из них и запрыгнула на ближайший, даже не потрудившись закрепить свою шлюпку. Рабочие спешили закончить работу за день, а потому никто не заметил ни врезавшейся в борт корабля никем не управляемой шлюпки, ни рыжего парика, лежавшего на ее носу.

II

В мутной воде отражалось ее лицо. Мати была счастлива почувствовать прикосновение прохладного ветерка к шее. Девушка никогда не понимала, что хорошего в длинных волосах, обходясь короткой стрижкой.

Мати поставила себе на лоб бинди[2] в форме полумесяца, чтобы снять усталость. Времени все меньше.

Нефритовая гавань считалась самой шумной из всех гаваней, где ей приходилось бывать. Здесь пахло соленой водой, дымом, мочой и потом. А везде, где были матросы, были и шлюхи. А еще здесь было множество корабельных мастеров, плетельщиков канатов, носильщиков и даже пивоваров, обслуживающих и наживающихся на торговцах, которые толпились в переулках. Южная сторона была более оживленной, так как северная сторона Нефритовой гавани была разрушена подступающим морем и всплывшим илом. Прошлым летом вся северная сторона была покинута по королевскому указу, хотя кратчайший путь к дворцу лежал через эти руины.

Мати протолкалась через толпу шумных яванцев с миндалевидными глазами и смуглыми лицами и желтых катайцев, пытающихся своим высоким визгом заставить торговцев скинуть цену. Один из светловолосых яванцев задел ее, но Мати даже не попыталась уклониться, оставив нахала корчиться от боли, схватившись за яйца. Она, мечтательно улыбнувшись, обернулась. Но улыбка исчезла, стоило девушке увидеть, как в порт мимо охранного поста входит