Шрифт:
Закладка:
— Вы хотите сказать, мистер Финкасл не находится под чьим-либо влиянием?
— Ну, — произнесла она, медленно растягивая звуки. — Он работает на вашего дядю, не так ли? Мой отец, должно быть, не обращает внимания на сплетни.
Она сделала паузу, очевидно над чем-то задумавшись, а затем слегка покачала головой, будто бы отбрасывая пришедшую в голову мысль.
— Что? — спросила я. — Вам что-то пришло в голову.
— О, — сказала она. — Ничего стоящего.
Айседора отвернулась от перил, но я протянула руку и коснулась ее плеча. Она вопросительно подняла брови.
Вопрос всплыл на поверхность против моей воли.
— Вы научите меня стрелять?
— Вы хотите научиться? Придется потратить кучу часов на практику и упорную работу, чтобы стать компетентной в этом.
— Я не против тяжелой работы или вызовов.
На ее лице появились ямочки.
— Я научу вас, если позволите обращаться к вам Инез.
Я знала, что она мне понравится.
— Приятно обрести друга, Айседора.
— Взаимно, — произнесла она с улыбкой, после чего присоединилась к отцу на другом конце судна.
Мое внимание снова обратилось к храму. Этому зданию были тысячи лет и оно заставило меня вспомнить о собственной смертности. Оно еще долго продолжит стоять после моего ухода. Я не испугалась, но смирилась с этой истиной. Когда я наконец-то смогла оторвать взгляд, то заметила дядю, наблюдающего за моей реакцией. Он пришел, чтобы составить мне компанию, а я даже не заметила его бесшумного приближения. Он одарил меня слабой улыбкой. Должно быть, моя реакция прошла проверку. Я была в полном восторге.
— Добро пожаловать, Инез, на родину древнего Египта, — он жестом указал на спокойный участок реки. — Это южная долина Нила, колыбель их цивилизации. Здесь ты обнаружишь самые ранние произведения искусства, высеченные в скалах, их первый город и храм. На острове ты увидишь последний написанный иероглиф, последний вздох языческой религии Египта перед тем, как Филы стал христианской обителью.
Я прикрыла глаза от палящего солнца.
— Когда это было?
— Почти четыреста лет от смерти Христа.
Я посмотрела назад на остров, такой крошечный и далекий среди длинной ленты Нила.
— В прежние времена там стоял небольшой обелиск, который некий мистер Бэнкес посчитал переносным, — продолжил дядя. — Он перевез его в Англию, где он стал украшением одного из поместий.
Представьте себе, как вы смотрите на многовековой памятник и думаете о том, что он станет прекрасным украшением газона.
— Это ужасно.
— В свою очередь, он внес неизмеримый вклад в расшифровку иероглифов, — сказал он.
Я сжала губы в тонкую линию.
— Это его не оправдывает.
— Нет, не оправдывает, — он посмотрел на меня своими пронзительными ореховыми глазами. — Не забывай об обещании, что дала мне. Ты никому не должна рассказывать о времени, проведенном здесь.
— Не расскажу, дядя, — я взглянула на башни Филы. — Мы остановимся на острове?
Дядя Рикардо кивнул.
— У нас разбит лагерь в восточной части. Ты можешь остаться на Элефантине, если предпочитаешь не спать в импровизированной палатке.
Мои руки крепко сжали перила.
— Какое бы жилье вы не предоставили, оно меня устроит.
Мой дядя лишь пожал плечами, а затем окликнул других мужчин, велев им начать подготовку к высадке. Один из них поинтересовался делами Уита, на что дядя ответил:
— У него была долгая ночка. Оставьте его в покое.
Я отвернулась от перил и обнаружила, что он отдыхает в одном из шезлонгов на палубе. Я могла видеть только его профиль, ресницы, отбрасывающие тень на впалые скулы.
Он был привлекательным молодым человеком.
Но ему нельзя доверять. Факт того, что я этого хотела, приводил меня в ужас. Я могла потерять слишком многое, доверившись не тому человеку. Мистер Хейс подчинялся моему дяде, но какая-то часть меня желала, чтобы он был на моей стороне. Чтобы он приложил все усилия ради помощи мне в распутывании клубка проблем. Возможно, такие чувства обуревали меня лишь от одиночества, но я подозревала, что все происходит из моей симпатии к Уиту и я бы хотела, чтобы я нравилась ему в ответ.
Я оторвалась от своего места и спустилась вниз, чтобы собрать свои вещи в миниатюрную шелковую сумочку и вместительную холщовую, решив быть готовой к отправлению, когда придет время.
Я не хочу снова быть брошенной.
* * *
Я смотрела на свое жилье на период раскопок. Разрушающееся строение имело форму прямоугольника без потолка и дверей. Оно делилось на пять узких комнат, ширина которых не превышала четырех-пяти футов. Если смотреть спереди, то строение напоминало гребень с широкими зубьями, в которых располагались спальни.
— Мы будем ночевать там?
— Так точно, — сказал Уит.
Я осмотрелась: ни умывальника, ни туалета. Отсутствие кухни или жилого помещения, где можно было бы расслабиться после долгого рабочего дня, проведенного за раскопками. Негде хранить одежду.
— Жалеешь? — спросил он, ухмыляясь.
Я встала к нему лицом к лицу.
— У тебя случайно нет лишнего ночного горшка?
Его улыбка померкла. Он отвернулся, но не раньше, чем я заметила слабый румянец на его щеках. Я смутила его. Никогда не думала, что такое возможно. Я рассматривала его внимательнее обычного, отметив, что его глаза выглядят удивительно ясными. Менее красные и более внимательные. Он обронил свою флягу в Нил, но на борту Элефантины было достаточно выпивки. Должно быть, он не пил.
Осознание стрелой пронзило мое сердце. Мне пришло в голову, что он выпивал не для удовольствия, а, чтобы забыться. А сейчас он будто бы делал шаг в новом направлении.
Я не могла не задаться вопросом, от чего он бежал.
— Эти постройки — руины общежитий, принадлежащих жрецам, живших когда-то на Филах, — сказал Уит после раздумий. — Стены сделаны из известняка без украшений и декораций, и твой дядя решил, что мы можем использовать их в тех же целях, что когда-то жрецы, — он указал наверх. — Поверх мы растянули брезент, и как ты могла заметить, каждый дверной проем завесили занавесками, которые служили нам в качестве дверей. У твоего дяди, Абдуллы и меня есть личные комнаты, а вот мистер Финкасл с дочерью будут проживать в одной комнате.
— Много места для меня, — заключила я, осматривая одну из пустых комнат. — Не будь столько пространства, меня бы оставили на Элефантине. Кто еще здесь жил?
— Твои родители, — сказал он, пристально следя за мной. — Они спали в одной комнате.
Я снова это ощутила. Это чувство, что каждый раз при упоминании мамы и папы меня подбрасывает на сто футов вверх. Невозможность набрать в легкие воздух. И так будет всегда. Боль