люди, опекавшие их власть, а сами опекуны все время вели между собою войну не открытой силой и с поднятым оружием в руках, но тайно, не оставляя неиспользованным никакого обмана и коварства».[468]

Властный характер Руфина вызывал вражду к нему в придворных кругах и наиболее ожесточенным врагом его был евнух Евтропий, занимавший важный и влиятельный пост препозита царской опочивальни.[469] У Руфина была взрослая дочь, и он надеялся выдать ее за Аркадия, чтобы тем еще более упрочить свое положение. Евтропий мечтал заменить Руфина при особе императора и сумел предупредить осуществление его плана. Когда Руфин уехал в Антиохию, чтобы наказать комита Востока за личную обиду, Евтропий воспользовался его отсутствием и показал Аркадию портрет одной красавицы. То была Евдоксия, дочь франка, генерала римской армии Баутона, которого Грациан посылал когда-то на Восток на помощь Феодосию против готов. Отец ее уже умер, и она жила в Константинополе в доме вдовы магистра армии Промота, казненного по проискам Руфина. Аркадий влюбился в красавицу, немедленно были сделаны приготовления к свадьбе, и когда Руфин вернулся из Антиохии, ему осталось только присутствовать на торжестве бракосочетания императора (27 апреля 395 года). Таким образом положена была преграда честолюбивым замыслам Руфина.

Первый год правления Аркадия ознаменовался тяжкими бедствиями как в восточных, так и западных областях империи. Гунны, утвердившие свое господство над аланами и остготами, кочевали в степных пространствах Северного Кавказа и Черноморского побережья. Дорога на юг через кавказские проходы давно была известна кочевникам севера, и по одному из проходов прорвались гунны. Наши источники называют Каспийские Ворота как место, через которое они прошли на юг, т. е. Дербентский проход. Гунны наводнили Месопотамию, оттуда проникли в Сирию, осадили Антиохию. Охрана кавказских проходов была еще с первого века нашей эры предметом соглашений между империей и Парфянской державой, а позднее, с половины III века, сменившей ее персидской.[470] Но существовавшие в проходах крепости нередко оказывались слишком слабыми, и дикие народы севера прорывались на юг, сметали города, разоряли земледельческое население и целыми толпами уводили пленных. На этот раз враг был новый, еще невиданный в тех местах, который поразил воображение пострадавшего населения страшной быстротой своих набегов и своей дикой жестокостью. Бедствие имело стихийный характер и затянулось на несколько лет. Военная охрана восточных провинций была ослаблена тем, что Феодосий увел большие силы на Запад для борьбы с Евгением и Арбогастом. Кроме кратких упоминаний об этом нашествии, в записях хронистов и у историков,[471] мы имеем живой отклик о происходивших на Востоке ужасах в письмах блаженного Иеронима, доживавшего свой век в Иерусалиме. В одном из них он дает следующее сообщение.

«Внезапно разнесшиеся вести привели в трепет весь Восток: от далекой Меотиды, между ледяным Танаисом (Дон) и дикими племенами массагетов, где запоры Александра задерживают дикие народы скалами Кавказа, прорвались полчища гуннов. Летая туда и сюда на своих быстрых конях, они наполняли все убийством и ужасом. Римского войска не было налицо, так как его задержала междоусобная война в Италии... Да отклонит Иисус от римского мира таких сверхзверей (ultra bestias). Они всюду являлись неожиданно и, предупреждая молву о себе своей быстротой, не щадили ни религии, ни сана, ни возраста, не имели сострадания к лепету младенцев. Обрекались на смерть те, кто еще не начал жить и не понимавшие своего несчастия младенцы, улыбавшиеся на руках врагов среди стрел. Все единогласно утверждали, что гунны направляются в Иерусалим и спешат в этот город из чрезмерной своей страсти к золоту. Исправляли стены, о которых забыли думать в мирное время. Антиохия подверглась осаде. Тир, желая отделиться от земли, искал своего древнего острова. Тогда и мы были принуждены готовить корабли, быть на берегу, выжидать прихода врага и, при неистовстве ветров, бояться больше варваров, чем кораблекрушения, не столько думая о себе, сколько спасая целомудрие дев...»[472] В другом письме он называет гуннов «волками севера» и с ужасом восклицает: «Сколько было взято монастырей! Сколько рек обагрилось человеческой кровью!»[473]

Однородное бедствие постигло в тот же год западные области империи. В числе варварских дружин, которые ходили с Феодосием против Евгения и Арбогаста, были вестготы из числа тех, которые получили земли в придунайских областях. Вождем их был Аларих, по прозвищу Балта, т. е. смелый, как истолковал это слово Иордан в своей истории готов.[474] Аларих был отпущен назад раньше, чем другие восточные войска, уведенные Феодосием в этот поход. Он желал получить сан и положение магистра армии, как достигали этого раньше его соплеменники уже при Феодосии. Под предлогом задержки в уплате жалованья готы двинулись с мест своего обитания, произвели грабежи в Мезии, Фракии и Македонии и подступили к столице. Руфин вступил в переговоры с Аларихом, являлся к нему в лагерь, переодевшись для безопасности в готский костюм, и устроил какое-то соглашение. Действовать силой против восставших не было возможности, так как Стилихон задержал отправку назад восточных полков, а сам находился в ту пору на Рейне. После переговоров с Руфином Аларих отступил от столицы, но направился не в места своего обитания, а прошел в Македонию, производя по пути страшные опустошения. Из Македонии он двинулся в Фессалию. Имения Руфина Аларих щадил на своем пути, и в этом видели указание на личное между ними соглашение. На требование византийского двора отослать войска, уведенные Феодосием, Стилихон ответил тем, что, быстро покончив дела на Рейне, явился в Иллирик и дошел до Фессалии, где в ту пору находился Аларих со своими готами. Местные войска удачно сражались с готами, и Аларих был заперт в горных долинах, где и оставался в укрепленном лагере.[475] В появлении Стилихона во главе военных сил на территории, принадлежавшей Восточной империи, Руфин видел незаконное вмешательство с его стороны в дела Восточной империи. Был послан приказ от Аркадия с требованием, чтобы он удалился и отослал восточные войска в столицу. Между тем Стилихон, имея возможность уничтожить Алариха, не предпринимал против него военных действий, предавался кутежам и разным эксцессам, а своим солдатам дозволил воспользоваться той добычей, которую побросали готы. Так прошло лето. Очевидно, Стилихон имел при этом свои особые виды на Алариха. Он вступил с ним в тайное соглашение, отвел свои войска на север и отослал в Константинополь восточные полки под главным начальством гота Гайны, имевшего от Феодосия сан магистра армии восточного двора. Гайна поступил на римскую службу задолго