Рубани активно начал жестикулировать.

— Говорит, что порой появляются другие ангольцы — УНИТовцы, видимо. А также пару раз он видел белых, но они словно призраки, — сказал Карл. — Возможно, они и небелые вовсе.

Устроились мы в двух хижинах на окраине. Места в этих конусообразных сторожках не так уж и много, но выбирать не приходится. Идти ночью к вертолёту глупо, да и Штыков был ещё под действием успокоительного.

На твёрдом лежаке уснуть сразу не получалось. Ворчания Валентина Николаевича, с которым я делил хижину, перебивали сон.

— Сергей, ты спишь? — спросил Штыков.

Всегда удивлялся такому вопросу.

— Если отвечу, что сплю, как тогда будете действовать? — уточнил я.

— Дерзишь! Пока можешь, раз я слепой и не могу тебе леща отвесить, — сказал Николаевич. — Как у тебя так получается? Ты привык спать на жёстком?

— Я привык отдыхать после трудного дня. Вы не сильно устали от сегодняшних приключений?

— Конечно, устал. Я весь вечер только и пытался уснуть. Не подействовало успокоительное вождя, — жаловался Штыков, аккуратно переворачиваясь набок. — Лучше бы выпить дал.

— Вы теперь на лекарствах и выпить нескоро получится, — посмеялся я. — Как зрение?

— Глаза не болят и то хорошо. Подождём утра, — ответил Николаевич.

Повисла пауза. Сон как рукой сняло. Я смотрел в потолок хижины. Думал о предстоящем увольнение из армии, и о встрече с Верой.

Может и правда пора жениться и перестать быть холостяком? Отношения у нас с Верой серьёзные. Препятствий от её родных нет. Если бы и были, то это не проблема.

Квартиру быстрее получим в Циалковске. Обживаться станем. Ну вот, уже начинаю рассуждать по-семейному!

Сон наступил так же внезапно, как и раздались крики. Я резко открыл глаза и повернул голову к входу в хижину, через который уже пробивались первые лучи солнца. В ботинки прыгнул очень быстро и, отодвинув тряпку, которая выполняла роль двери, посмотрел обстановку на улице.

— Николаич, подъём! — сказал я, вынимая из кобуры пистолет.

— Да я… уже не сплю, — медленно сел на лежанку Штыков.

На улице было очень всё серьёзно. Со всех сторон сгоняли людей к центру деревни. Мужчин при этом били прикладами, а женщин тащили за их косы, валяя в земле.

Со всех сторон слышны крики навзрыд. Детский плач, запах гари и громкие ругательства на разных языках. Вокруг бегали ангольцы, одетые в оливковую форму и такого же цвета кепки.

— Иди, посмотри, Николаич. Давай думать, как выбираться, — сказал я, проверяя магазин в своём АПС.

Через щель я увидел, как под руки тащат Костяна и Виленовича с разбитыми лицами. Для них такие пленные очень ценные. У самих ангольцев тоже есть следы боя на лицах.

— Серый, я не вижу до сих пор, — тихо сказал Штыков.

Тогда он для меня совсем бесполезен, а одному мне всех не перестрелять. Наших товарищей подтащили к грузовику и пикапу Лэнд Ровер с пулемётом Браунинг прикреплённым на железной дуге. Ох, и серьёзно подготовились УНИТовцы к рейду.

— Нас тут всё равно найдут, Николаич. Надо выходить, — сказал я.

— В плену нас искать никто не будет. Нас же предупреждали, что нас здесь нет, и командование будет отрицать наше присутствие. Пару месяцев назад, эти парни с петушиной эмблемой, привязали одного из наших проволокой к машине и гоняли, пока тот не умер. В плен попадать нельзя, — сказал Штыков и вытянул вперёд руку.

Я посмотрел на ослепшего подполковника. Можно было подумать, что он боится, как и любой нормальный человек. Но сидеть в этой хижине и ждать, когда тебя найдут и выволокут, как тряпичную куклу, совсем не в моём характере.

— Ты там всё равно долго не протянешь, — ответил я, достал пистолет и вложил его в руку Штыкову. — С предохранителя я снял, обойма полная.

— Мне и одного хватит, — сказал Николаевич.

— Только не торопись. Ещё повоюем, — произнёс я и помог Штыкову лечь так, чтобы направить ствол на вход в хижину.

Самого подполковника я накрыл покрывалом, тряпками и своей курткой от формы.

— Ствол направлен точно на вход. Не дёргай и сможешь точно попасть, — ответил я и повернулся к выходу.

— Парням привет, — шепнул Штыков, и я вышел на улицу.

Глава 24

Сразу же на меня направили стволы автоматов двое УНИТовцев. Рядом с тем местом, где вчера горел костёр, красноречиво говорил невысокого роста толстяк в берете. Что за привычка у командиров УНИТа таскать на голове берет? Видимо, отличительная черта, чтобы выделяться среди остальных.

Я сделал пару шагов вперёд и получил удар прикладом в живот. Через мгновение, сильная боль пронзила затылок, а затем снова живот. Вокруг меня всё начало вращаться. Я упал на спину, ощутив каменистую поверхность земли.

В глаза ударил яркий свет, а голову снова пронзила острая боль, вызванная ударом. Так в ней и дырку можно пробить. Чувствую, как кровь потекла по щеке.

Зрение вернулось, но что-то предпринять я пока не мог. Слишком сильно болела голова и рёбра.

Взяв под руки, вооружённые ангольцы толкнули меня вперёд, а затем добавили мне несколько ударов по спине. Кто ногами, а кто и прикладом. Его не перепутаешь с каким-то другим предметом.

Меня усадили рядом с товарищами.

— Серый, ты как? — спросил Марк.

— Утро оказалось не самым добрым, — ответил я, отходя от ударов.

Все мои товарищи здесь. Побитые, слегка в крови, но живые.

Со всей деревни продолжали сгонять народ в один большой круг мощные ангольцы с автоматами и большими мачете. Некоторые из них хозяйничали в хижинах, пытаясь найти хоть что-то ценное у этой традиционной общины.

— Смотрю, ты не в полной комплектации, — сказал Гусько.

— Он там. Пистолет тоже, — ответил я. — Зрение так и не вернулось.

— Тогда его бы здесь убили, — сказал Марк и кивнул на несколько убитых жителей. — Эти были калеками и их сразу расстреляли.

— Не вижу Самуэля, — спросил Костян, которого за разговор сильно ткнул в спину один из двух наших надзирателей.

Ангольского лётчика в этот момент тащили по земле. Он не мог идти и постоянно падал окровавленным лицом вниз. Теперь он был весь