— Пока что ничего хорошего, — ответил я.

После ещё пары минут осмотра вертолёта стало понятно, что мы ещё и без связи. У экипажа никак не получалось включить потребители энергии. Бортовой техник продолжал отборно ругаться, когда я его спрашивал наши перспективы.

— Есть прогресс, Сергей? — спросил Гусько.

— Мат перевести не смогу. В целом мы уже никуда не полетим, — ответил я, опираясь на фюзеляж вертолёта.

— Доложить хоть успели? — спросил Штыков, который отходил к деревьям, чтобы справить нужду.

— Мигель, ты успел доложить? — повторил я вопрос командиру вертолёта.

— Конечно. «Бедствие» даже включил, — спокойно ответил он. — Только ответа я не услышал.

Ещё лучше! Не факт, что о нашей аварийной посадке вообще знают. Остаётся только надеяться, что в Лубанго будут действовать согласно данной ситуации. В таком случае в Анголе предусмотрен следующий порядок: если вертолёт или самолёт не прибыл через час в назначенный пункт, то организуются поиски.

Вот только к тому времени, когда это время выйдет, будет уже ночь. А в тёмное время здесь никто искать не будет.

— Тогда продолжаем спать, — сонно пробормотал Гусько, переворачиваясь на скамье в кабине.

— Запасы у нас есть. Даже выпить кое-что, — улыбнулся Костян, раскрывая вещмешок.

Пожалуй, голодная смерть нам не грозит. А завтра уж нас должны будут найти.

— Ого! А тут и ужи есть! — воскликнул Штыков, направившийся к большому валуну.

На нём извивалась змея с необычным цветом чешуи.

— Ты смотри какая⁈ — радостно говорил Штыков. — Никогда такой не видел.

— Николаич, это кобра, — сказал я ему, заметив змею, и пошёл к Штыкову. — Она ядовита и плюёт.

— Не умничай, — сказал подполковник и наклонился к змее.

Это была самая настоящая мозамбикская кобра. Окраска оливково-коричневого цвета, края каждой чешуйки — чёрные. И сейчас она поднимает свою закруглённую морду.

— Да ладно тебе, Родин. Это ведь уж, — со спины говорил мне Ренатов, но это был не уж.

— Николаич, отойди от неё подальше! — крикнул я, но было уже поздно.

Змея раскрыла капюшон и приоткрыла пасть. Как в замедленной съёмке, я увидел вылетающие капли яда прямо в глаза улыбающегося Штыкова.

— Ааа! Как больно! — закричал Валентин Николаевич.

Он упал на землю и стал кататься во все стороны, поднимая пыль и держась за глаза.

— Воды! Живее! — крикнул я, когда упал на Николаевича, пытаясь его успокоить. — Не трогай глаза! Сейчас промоем.

— Серёга, блин чё делать? — подбежал сзади Ренатов.

— Воду неси, говорю! — громко повторил я.

Марк держал Штыкова за ноги, а Гусько сидел с другой стороны, пытаясь удержать руку подполковника. Он всё пытался тереть глаза, но сейчас нужно как можно быстрее их промыть.

— Давай НАЗ сюда, Мигель! — крикнул я кубинцу, который уже подбежал к нам.

— Родио, его нет. Мы как-то без него летаем, — сказал он.

Во дают, братья-кубинцы! Там и аварийная радиостанция должна была быть.

— Плохо мы вас научили, — сказал Гусько, удерживая руку Штыкова.

— Блин! Давайте, уже что-нибудь делайте! — стонал подполковник, чьи глаза уже стали опухать, а белки наливаться кровью.

— Это смертельно, Сергей? — спросил Костян со спины.

— Я тебе змеелов, что ли⁈

— Вообще-то, этим занимается герпетолог, — сумничал Карл.

— Это сейчас очень важно! — сыронизировать я. — Где вода⁈

Вернулся Ренатов с пластиковой флягой воды, и я начал аккуратно промывать глаза нашему пострадавшему.

Если их не промыть, Штыков, как минимум, может ослепнуть. Проблемы со зрением ему обеспечены теперь.

Ангольский лётчик был со мной рядом, что-то предлагая на своём португальском.

— Родин, а этот товарищ предлагает более радикальный метод, — нервно переводил слова ангольца Карл.

— Да знаю. Но боюсь, этот метод товарищу подполковнику не понравится, — ответил я.

Штыков продолжал стонать, но старался лежать неподвижно.

— Серёга, сейчас нет времени фамильярничать. Давай, что там надо делать, Карл? — притянул к себе Виленовича Марк.

— Ну, это очень… специфично, — нервничал инженер.

— Да говори уже! — крикнул Штыков.

Карл не решался сказать, а мне было уже всё равно. Сомневаюсь, что данное «вещество» поможет больше, чем вода. Теперь подполковнику нужны уже лекарства специальные.

— Не могу сказать. Это…

— Да что «это»⁈ — крикнул Гусько.

— Предлагается использовать для промыва глаз человеческую мочу. Она очень хорошо помогает в таких… случаях, — сказал я, отбросив в сторону пустую фляжку и взяв в руки ещё одну.

Все замолчали. Даже Штыков, который был весь в песке, перестал стонать и сел. Непросто принять тот факт, что твоё зрение зависит от чьей-то помощи в виде мочи.

— Тогда лучше ослепнуть. Ссать подполковнику в глаза не позволю, — сказал он. — Есть другие варианты?

— Сейчас промоем ещё раз. Но нужны лекарства. Без них зрению может прийти хана. Тут есть какое-то племя? Городок? Хоть что-нибудь с людьми? — спросил я, оборачиваясь к ангольцу. Когда мы садились, где-то был слабый дым за холмами.

Анголец стал показывать на запад, где и были высокие холмы. Виленович внимательно его слушал и переспрашивал на португальском.

— Там есть какие-то герреро. Они пришли с юга очень давно. Это традиционное племя и они могут не так отреагировать, — перевёл нам Виленович слова ангольца.

Я посмотрел на Гусько, который без слов меня понял и поддержал.

— Пошли туда, — начал я с Савельевичем поднимать с земли Штыкова.

— Туда это куда? — удивился наш инженер, и следом начал что-то говорить анголец. — Наш друг говорит, что нам там не помогут. Они не любят чужаков. Их народ 80 лет истребляли чужаки.

Мне сейчас хотелось сделать две вещи — дать по шее Карлу, чтобы он не возмущался и ангольцу, чтобы он не пугал Виленовича.

— Короче, подполковнику нужно помочь. Хочешь, оставайся тут, — сказал Гусько.

Остаться охранять вертолёт всё равно кому-то придётся. Бортовой техник решил попробовать наладить электропитание, хотя сомневаюсь, что в полевых условиях тут что-то можно сделать. С ним решено было оставить Мигеля и Ренатова.

— Родио, автомат возьмите, — протянул свой АК-47 Мигель.

— Могут неправильно понять. У ангольца автомат есть. И у меня пистолет на всякий случай, — ответил я, хлопая по кобуре на поясе.

Солнце уже начало садиться, а ночью