В обед не дали совершить самосуд ангольцам над пилотами противника. Тогда же отобедали и приняли решение полететь к океану искупаться. Теперь вот я, закрыв глаза, лежу под жарким солнцем Анголы на берегу океана.

Сон меня одолел быстро. Я вижу Веру. Она в летнем платье, её зелёные глаза смотрят устало, а светлые волосы развиваются во все стороны. А что вокруг? Ничего. Пустота.

Она что-то говорит, а я не слышу. Вера открывает рот, но ни единого звука. Только гул. Нарастающий гул где-то позади меня, но голову не повернуть. Звук всё громче, и я вроде слышал его когда-то, но не могу понять, что это. Шум продолжается…

А сон заканчивается. Я открываю глаза и смотрю на свои часы. До расчётного времени вылета остаётся всего 30 минут, а вокруг меня лежбище «авиационных» котиков. Расталкивать всех долго не пришлось. Не сильно всех взял алкоголь, так что собрались мы очень быстро.

Транспортом кубинцы нас обеспечили, а ехать было недолго. Проблем на аэродроме с попаданием на лётное поле у нас не возникло, ведь машину командира авиационного полка знают все.

— Серёга, а я наверное тут ещё останусь, когда ты уедешь, — сказал мне Костя, когда мы подъехали к вертолёту.

Бортовой техник как раз уже подозвал машину АПА, чтобы начать запуск.

— Домой не хочешь? — спросил я.

Мигель о чём-то весело болтал с Гусько, который вручил ему весь наш запас рома «Гавана клаб» в подарок за доставку. Кубинец взял только одну бутылку, а остальные предложил распить по прилёту.

— Здесь красиво. Как в Белогорске оказался. Я на пляже понял, что хочу здесь ещё побыть, — похлопал меня по плечу Бардин.

— Ну, моя командировка ведь не заканчивается ещё, — улыбнулся я, набрасывая на себя китель поверх футболки. — Обозначали месяц, но ведь замены нет и не факт, что будет.

Разговор был услышан Штыковым, который прощался с кубинскими водителями в этот момент.

— Родин, как долетим до Лубанго, можешь вещи собирать. Там сменщик твой уже скоро прилетит в Луанду, — сказал Валентин Николаевич.

— Откуда такая информация? — спросил я.

— Замполит сказал, который нам лекцию читал. На замену присылают одного лётчика.

— Товарищ подполковник, а вы ждали момента, чтобы мне это только сейчас сказать?

— Так… ты и не спрашивал, Сергей, — посмеялся Штыков, и я подкол с его стороны заценил.

Вертолёт запустился. Несколько минут, и экипаж выполнил контрольное висение. Слегка наклонившись вперёд, Ми-8 начал разгоняться вдоль полосы, быстро набирая скорость. Аэропорт имени нашего прославленного Юрия Гагарина с каждой секундой оставался позади всё дальше и дальше. Как и океан, в который мне удалось окунуться. В прошлой жизни у меня были купания в море, реке, озере и даже ерике. А вот океан я окунался впервые.

Силы покинули всех моих товарищей, за исключением Виленовича. Ему по-прежнему было всё интересно. При каждом нажатии лётчиком на кнопку триммера, соответствующий клацающий звук раздаётся в грузовой кабине. И каждый раз Карл дёргался и начинал волноваться.

— Это нормально. Так должно быть, — попытался я успокоить Виленовича.

— Никак не привыкну, — нервно улыбнулся Карл, продолжая смотреть на закат через иллюминатор.

Вертолёт резко начал снижаться. Звук двигателей стал тише. Похоже, что мощность экипаж начал снижать сознательно или у нас двигатели отказали. Совсем.

Вертолёт выполнял нисходящую спираль, а экипаж высматривал площадку. Не прошло и минуты как скорость начала быстро падать, вертолёт практически завис на месте и аккуратно приземлился в поле, поднимая вверх столбы пыли и сухой травы.

Все начали просыпаться и с недоумением смотреть друг на друга. Винты начали останавливаться. Наступила звенящая тишина, сопровождаемая иканием Карла. Бортовой техник вышел из кабины и развёл руками.

— Редукто, — показал он на потолок грузовой кабины. — Масло.

— Это чё такое значит? — переспросил у него Штыков, завязывающий шнурки на ботинках.

Я уточнил у кубинского техника характер отказа на испанском, и мои опасения подтвердились.

— Это значит, что у нас стружка в масле главного редуктора. Дальше мы вряд ли полетим, — озвучил я неутешительный вывод.

Глава 22

Пыль начала оседать, и можно было уже выйти из вертолёта. Спрыгнув на высохшую под солнцем землю, я огляделся по сторонам. Понять, в каком месте мы сейчас находимся было сложно.

Дороги, ведущей к Лубанго не видно. Вокруг холмы и небольшие лесопосадки, которые ещё сохраняют свежий зелёный цвет. Я попросил карту у ангольского лётчика-штурмана и стал пробовать определить наше местоположение.

Анголец попробовал мне что-то объяснить, но я ни слова не понял на португальском.

— Что он говорит? — развёл я руками и подозвал к себе Виленовича.

Карл был в шоке от аварийной посадки и начал икать ещё сильнее. Вряд ли он мне что-то перевёл бы сейчас.

— Он… ик… гов… ик… — начал говорить Виленович.

— Ладно, не утруждайся, — остановил я Карла, который еле-еле успевал дышать во время своей икоты.

Командир вертолёта Мигель решил нам помочь и встал со своего кресла, направившись к выходу.

— Родио, мы в пяти-семи километрах на юг от дороги. Даже полпути не пролетели, — сказал Мигель, выйдя из грузовой кабины.

Кубинец указал примерное место на карте. Оценив наше местоположение, я сделал неутешительный вывод, что рядом с нами никаких населённых пунктов нет.

Остальные тоже вышли из кабины и занялись привычным в таком случае делом. Каждый счёл своим долгом сказать, что мы в дерьме. За эти несколько минут яркое солнце продолжало припекать мне голову даже через кепку, а нытьё кое-кого из моей группы порядком стало надоедать.

— Это же Ми-8. Он как автомат Калашникова — в нём ничего не должно ломаться, — комментировал сложившуюся ситуацию Ренатов.

— Это тебе не «весёлый», — отвечал ему Гусько, лежащий на скамье в грузовой кабине.

— Как будто у МиГ-21 нет поломок, да Серый? — улыбнулся Марк, поливая голову водой из небольшой пластиковой фляги.

— Я его специально никогда не ломал. Кстати, воду побереги. Неизвестно, сколько здесь торчать, — сказал я, снимая китель. — Мигель, мы чем-то можем вам помочь?

— Сейчас узнаем, — кивнул он на бортового техника, который открыв капоты, пытался добраться до отсека главного редуктора.

Осматривая самую тяжёлую часть в вертолёте, бортовой техник постоянно ругался, возмущался и был очень расстроен.

— Серёга, чего он сказал? — спросил Костя, который уже снял верхнюю одежду и