впоследствии отрицало факт шпионажа против АС, разрешение Huawei построить мировую сеть 5G даст Китаю возможность собирать беспрецедентные объемы данных. Технология 5G, способная принести 12,3 триллиона долларов дохода, пользуется большим спросом. Ведь она не только является ключевым фактором появления IOT; она также необходима для внедрения "умных" домов и городов и будет стимулировать изменения в бизнесе, здравоохранении, подключенных транспортных средствах и производстве, даже если она будет стимулировать дальнейшие раунды инноваций за счет более глубокой концентрации данных. Такой уровень доступа к жизни людей не только означает, что у Huawei есть черный ход для шпионажа за иностранными державами, но и, что еще более тревожно, помогает китайцам проводить анализ моделей жизни, который может быть использован для влияния на информационную экологию целых групп населения. В этом контексте понятно, почему американские чиновники противятся тому, чтобы китайские компании занимали доминирующее положение на рынке сетей 5G, и доходят до того, что предлагают национализировать инфраструктуру и передать ее в аренду телекоммуникационным компаниям. Однако, не имея ресурсов частной промышленности, американские политики не могут надеяться на развитие собственных сетей независимо от частного бизнеса. Следовательно, они могут надеяться на формирование информационных инфраструктур только в том случае, если хотят обеспечить соблюдение своих интересов и безопасность своих сетей.

В целом, несмотря на разговоры об искусственном интеллекте, машинном обучении и автономных транспортных средствах, микроцелевых информационных операциях и картировании цифрового следа, пока неясно, как конкретные системы проявятся в повседневной технике и организации вооруженных сил. Даже когда информационные автократы и индустрия влияния пытаются показать военным, как контролировать информационную среду, военные, промышленники и футурологи все еще бродят вокруг, оценивая всевозможные платформы, технологии и системы в надежде, что хотя бы одна из них может привести к победе в войне. Одна из технологий, которую продвигают вперед, - сеть передачи данных 5G - важна для обеспечения военных и гражданских технологий, но это спорная инфраструктура, доминирование которой вполне может определить, как будет разворачиваться геополитика в будущем.

Однако такое соперничество за технологические платформы не является чем-то новым. Вооруженные силы регулярно сталкиваются с необходимостью решать, поддерживать ли преждевременную технологию в надежде, что она принесет выгодные военные результаты (Knox and Murray 2001). На этот раз отличием является масштаб, сложность и изощренность рассматриваемых информационных инфраструктур. В этих условиях национальные государства не в состоянии угнаться за темпами изменений в частном секторе и должны пытаться использовать промышленность для достижения военного эффекта. Однако, учитывая скорость и разнонаправленный характер цифровых технологических изменений, очевидно, что очевидного ответа на вопрос, как выиграть битву за технологии контроля, не существует. Более того, учитывая выгоды, которые извлекают технологи в Силиконовой долине из вихреобразных изменений и круговорота в информационных инфраструктурах XXI века, возможно, вряд ли когда-либо появится какой-либо окончательный ответ на вопрос о контроле над новой военной экологией.

Все это играет на руку технологическим компаниям Кремниевой долины, которые используют идею холодной войны технологий как способ защиты от регуляторов из Вашингтона. Аргумент заключается в том, что если большим технологиям не дать свободу действий, то китайское правительство сможет этим воспользоваться (Wu 2020). В этих условиях не имеет значения, что такие компании, как Facebook, разжигали споры, сотрудничая с Cambridge Analytica во время президентских выборов в США в 2016 году. Не имеет значения и то, что компании с триллионным оборотом избежали конкуренции, скупив ее, подобно тому как Facebook купил Instagram и WhatsApp, а Google - YouTube (Levy 2020). Любые попытки политиков регулировать большие технологии или применять антимонопольное законодательство станут верным способом подорвать частные инвестиции в ИИ и дать китайцам преимущество в их стремлении влиять на геополитику.

 

Цифровая дисфория радикальной войны

Возможность проведения дезинформационных кампаний на уровне населения имеет двойную сторону. В какой момент в этом зале зеркал становится возможным отличить реальность от дезинформации? Это вопрос не только к спецслужбам или гражданским лицам, участвующим в клавиатурной войне в отдаленных уголках мира, поскольку он затрагивает и самих военных. Ведь дезинформация в масштабах населения, где участники уже погрязли в информационной среде, поддерживаемой мета-манипуляторами четвертого измерения, будет влиять на то, как военные набирают войска, понимают свое дело и организуют себя для войны. Действительно, отражая неопределенность, с которой сталкивается цифровой мир в более широком смысле, Роза Брукс отмечает, что в вооруженных силах существует вполне реальное чувство дезориентации по поводу того, как лучше определить свою будущую роль (Brooks 2016). Отчасти это связано с более широкими и долгосрочными тенденциями, касающимися важности государства в мировых делах, использования частных военных подрядчиков на фронте (McFate 2019) и вытеснения государства из сферы исследований и разработки передовых технологий (Avant 2005; Singer 2011). Но это также отражает растущее чувство недоверия к экспертам и профессионалам (Eyal 2019) в сочетании с усилением фальшивых новостей и перспективой того, что солдатам вскоре придется воевать рядом с автономными машинами и роботами или быть замененными ими.

Это захлестывающее чувство дисфории Чарли Брукер точно передал в эпизоде 2016 года сериала Netflix Black Mirror под названием "Люди против огня". В этом эпизоде мы видим, как солдаты будущего сражаются, защищая жителей переселенных деревень от восстания человекообразных, но демонических мутантов, известных как тараканы. Сознательно проводя параллели с одноименной книгой С. Л. А. Маршалла, написанной после Второй мировой войны, в которой отмечалось, что только 15-20 процентов американских пехотинцев стреляли из своего оружия в бою, Брукер вводит нас в мир, где военные разработали технологию для улучшения характеристик солдат (Marshall 1947). С помощью серии био-технологических имплантатов, называемых "Масса", солдаты получают доступ к набору технологий, которые повышают их боевые возможности, дают им более эффективную ситуационную осведомленность и меткость, управляя эмоциями и вознаграждая убийство тараканов с помощью снов и дофаминовых ударов. Только когда тараканы светят в глаза солдатам модифицированным лазерным устройством, начинают проявляться эффекты воздействия Массы на восприятие солдат. Становится очевидным, что Масса не просто одичавшие мутанты, а опосредованно повлияла на восприятие солдат, испортив его таким образом, что определенные группы населения представляются демонами и открытыми для нападения, в то время как другие остаются в стороне. Хотя это и повышает эффективность военных действий, это также мешает солдатам видеть сквозь нарративы, которые им преподносят их командиры.

Однако, когда речь заходит о цифровизации и солдате, не нужно многого, чтобы понять, как новая экология войны перестраивается вокруг видения сингулярности поля боя, той точки, где аналоговый и цифровой миры сливаются в единый визуальный, тактильный и ментальный регистр. Действительно, многие из технологий, которые Брукер воплощает на экране, уже разрабатываются. Так, по словам доктора Томаса