- Хотел снискать ваше расположение, - пробормотал Пуллер, почёсывая затылок.

- Нет, - покрутил головой. - Когда Ванахейм узнал, что ваш сын был избит, то на самом деле был в бешенстве. Впрочем, формулировка «в бешенстве» слишком мягкая. Друд забил стражника. Абсолютно преднамеренно забил дубиной до смерти, как бешеного пса.

- Если хотите надавить мне на жалость, не на того напали, - буркнул купец.

- Не собираюсь давить вам на жалость, - пожимаю плечами. - Представляю голые факты.

- Хорошо, - вздыхает мой собеседник, - продолжайте.

- Я узнал и о других вещах. Хендрику давали больше еды, чем остальным узникам. Кроме того, ежемесячно в камеру приходил лекарь. Осмелюсь предположить, кто-то хотел, чтобы ваш сын страдал, но в то же время, кто-то очень не хотел, чтобы ваш сын умер. И у меня ощущение, что это один и тот же «кто-то».

- Цель? - коротко спросил Бертрам.

- Именно, - вытягиваю палец вверх. - Вот в чём вопрос! Что-то мне подсказывает, что тут нечто большее, чем лишь желание видеть врага униженным и страдающим. В конце концов, Ванахейм должен был считаться с тем, что вам удастся выхлопотать помилование сыну. Вы ведь писали в прошение самому королю, а все мы знаем, что у Его Величества Роберта Баратеона большое сердце.

Король Роберт как раз-таки имел мало общего с помилованиями, поскольку почти не уделял внимание государственным делам, больше предпочитая охоты и пиры. Остальными же делами занимался Малый совет. За законы же и вовсе отвечал «Небесный Клинок», что давало понять всем знающим: ошибок нет и не было. Если кого-то помиловали, так значит, он был невиновен. Это аксиома. Как говорил лорд Моустас: «Грешников зло преследует, а праведникам воздастся, по заслугам их».

Но, тем не менее, мне доводилось слышать о показных проявлениях милосердия короля. Пару лет назад он даже повелел выпустить всех узников, осужденных за мелкие преступления. Подобный акт сострадания не коснулся бы, правда, Хендрика, но означал одно: Друд Вонахейм не мог быть уверен, не попадёт ли вдруг в Мифорд письмо с королевской печатью, приказывающее освободить узника. И тогда противление воле монарха было бы невозможным. Разве что у дерзкого бунтовщика появилось бы желание поменяться с сыном купца местами и разместиться в соседней камере нижних казематов.

- Люди глупы, господин Шторм. Не оценивайте всех по себе. Не думайте, что они руководствуются рассудком и заглядывают вперёд...

Эти слова поразительно напоминали предостережение, которое мне сделал перед отъездом старший инквизитор Денис Маллистер. И, вероятно, в них было немало истины. Только вот у меня была возможность узнать Друда Вонахейма. Он был не только городским советником, но и богатым купцом, известным совершением удачных и надёжных сделок. Такие люди не зарабатывают состояние, не анализируя операции конкурентов и не заглядывая в будущее, - пусть и в фигуральном плане, ибо настоящее прорицание доступно лишь владыке нашему «Небесному Клинку»!

Я напрямую сказал об этом Пуллеру.

- Трудно с вами не согласиться, господин Шторм. Однако, я по-прежнему не понимаю, куда вы клоните, - качнул мой собеседник головой.

- Друду нужен живой Хендрик. Измученный, униженный, пусть даже не в своём уме, но несмотря на всё это, живой. Зачем?

- Вы мне ответьте, - хмуро буркнул Бертрам. - В конце концов, я за это плачу.

Я раздражённо морщусь. Пуллер должен помогать мне, а не мешать! Всё-таки о его сыне я тут забочусь. Ну и о своём кошельке, конечно же.

- «И познаете истину, и истина вас освободит», - ответил я словами своего Бога, имея в виду то, что когда познаю истину, сын купца сможет насладиться свободой. Бертрам понял мои слова.

- Да помогут вам Семеро и покровитель их небесный, - лишь ответил он на это.

- Господин Пуллер, - начинаю я, пристально на него посмотрев. - До сих пор я занимался лишь вашим сыном. К счастью, пока он в безопасности и ему ничего не грозит. Кроме болезни, с которой, будем надеяться, справится. Сейчас я должен заняться кое-кем другим. Что вы знаете о сестре Друда?

- О Морне? - хмыкнул он. - Здесь все всё знают, господин Шторм. И я знаю, ведь в этом городе находится одна из моих резиденций. Плаваю туда-сюда, от Медвежьего острова и обратно... Кхм, то что я вам расскажу, знают все и, конечно, все сказали бы вам то же самое. Морна была упрямой, будто осёл и пустой, как бочка из-под квашеной капусты. Презирала тех, кто не мог принести ей пользы. Никого не уважала, а ноги раздвигала перед каждым, кто ей приглянулся.

- Вы правы, всё это я уже знаю, - улыбаюсь ему, ведь успел разузнать общедоступную информацию. - Как долго ваш сын с ней встречался? Любил ли её?

- Любил, - ответил Бертрам после длинной паузы. - Знал обо всём, но всё-таки любил.

- Быть может, Хендрик потребовал от неё чего-нибудь? Скажем, прекратить непотребства, либо может супружества? Морна не согласилась, и тогда он её зарезал?

- Вы должны защищать моего сына или обвинять его? - мужчина посмотрел на меня угрюмым взглядом.

- Я должен отыскать истину, - мягко напоминаю ему. - Кроме того, ведь именно в этом он признался. Разве нет?

- Признался! - фыркнул Пуллер. - Хороший дознаватель заставит допрашиваемого признаться даже в том, что он зелёный осёл в розовую крапинку!

- Это хорошо! - я рассмеялся немудрёной шутке и решил, что запомню её. Но тотчас посерьёзнел: - Вот только вашего сына не пытали. Вы ведь знаете... Он по собственной воле всё рассказал и сознался в убийстве.

- Это неправда, - ответил купец чётко и решительно. - Я никогда в это не поверю.

- Что же... Подожду, пока Хендрик придёт в себя и поговорю с ним, - задумчиво, будто самому себе, говорю я. - Только не знаю, изменит ли это хоть что-нибудь. У Морны были подруги? - приходится возвращаться к сестре Друда. - Может какие-то близкие? Постоянные служанки?

- Она не любила людей, господин Шторм, - Бертрам задумчиво нахмурился. - Я не слышал ни о ком таком. Лишь Вонахейм по-настоящему был близок с ней. Разные вещи люди болтали об этой парочке...

А-а, вот где собака зарыта, - мысленно поморщился я. Кровосмешение, инцест. Не особо поощряемое дело, но увы, процветающее среди знати. Всё пошло ещё от