№ 4 и № 6 и южный форт Константин. Он писал: «По разрушении одной цели переходить к следующей ‹…›. Командюжгруппы держать г. Кронштадт под обстрелом и день и ночь»[481]. Помимо артиллерии, Тухачевский планировал широкое использование авиации. Подходили дивизионы ТАОНов и бронепоезда. Было решено по-новому организовать управление огнем и всю тяжелую артиллерию объединить под командованием одного начальника. После первого штурма Тухачевский хорошо понял, что он имеет дело с серьезным противником, и буквально в каждом разговоре с главкомом повторял: «…залог успеха в превосходстве количества и по возможности калибров в артиллерии, чем я и занят сейчас усиленно»[482]. Но, как мы знаем, к началу второго штурма этого не удалось добиться. Командующий 27-й Омской дивизией В. К. Путна выступил против предварительной артиллерийской подготовки штурма. Он считал: «Было ясно, что наша артиллерия разрушения крепости и фортов осуществить не сможет, как равно не сможет устранить и иные препятствия на пути пехоты. Производить артиллерийский обстрел крепости ради морального эффекта на гарнизон крепости также не было смысла, так как в случае ответа крепости после артиллерийской дуэли могло оказаться, что благодаря силе и меткости стрельбы крепости может последовать как раз моральное потрясение наших войск». Подавляющее большинство участников совещания, созванного командующего группой Седякиным накануне штурма, так же как и Путна, высказались против предварительного артиллерийского обстрела Кронштадта. Но командование 7-й армии решило по-другому[483].

Каменева больше всего волнует наступление весны и неизбежное таяние льда: «Самое скверное – это начало оттепели и необходимость ускорить события, так как потом не доберешься никак до Кронштадта». Поэтому Каменев, Троцкий, т. е. все высшее военное и политическое руководство, требуют скорейшего начала нового штурма Кронштадта, а командарм 7, наученный опытом первого штурма, не может допустить нового поражения и хочет действовать наверняка. Он отвечает Каменеву: «…усиленно готовимся и организуем штурм, который я считаю делом серьезным. ‹…› Хоть и меня пугает оттепель, и торопят политические персоны, все же таки не хочется атаковать до прибытия 80-й бригады»[484]. По-настоящему эффективный огонь по Кронштадту наладить не удалось. Умный особист Николаев писал 12 марта: «С нашей стороны редкий ответ полевой мелкого калибра артиллерии, расположенной по берегу, и тяжелой форта „Краснофлотского“. Наши снаряды не долетают. Общее наступление до подвоза крупной артиллерии немыслимо…»[485]Накануне штурма с прибытием новых ТАОНов, с пристрелкой артиллерии, с жестким чекистским контролем за красноармейцами и командирами (особое внимание было приказано уделять наводчикам) точность стрельбы возросла. Николаев улучшил свое отношение к артиллерийской стрельбе: «16 марта. Наша артиллерия стреляла сравнительно ничего. Завтра надеемся быть в Кронштадте»[486]. Беженцы из Кронштадта вспоминали в Финляндии, что обстрелы не нанесли существенных потерь, не вызвали падения боевого духа ни у защитников крепости, ни у жителей города. Но определенные потери были: «…за 9 и 10 марта нами потеряно 14 убитых и раненых». С 15 марта обстрелы усилились. 15 марта снаряд с форта Краснофлотского попал на палубу «Севастополя». Было убито 14 человек и ранено 36. Тем не менее Петриченко подчеркивал 15 марта: «В городе спокойно, настроение прекрасное»[487]. Только мощный обстрел Кронштадта 16 марта накануне штурма подействовал на защитников крепости. Арканников признавал, что «…бомбардировка приносит существенный вред, ‹…› действуя угнетающе на защитников основных фортов и батарей, находящихся среди моря, весьма близко к противнику и с малочисленным гарнизоном»[488].

Удары по Кронштадту наносила и авиация. Начальник Главного управления Воздушного флота А. В. Сергеев в отчете главкому сообщал о главных трудностях: «Работа летчиков чрезвычайно затруднена: неблагоприятной мартовской погодой (туман, снег, дождь, ветер ‹…›, таянием аэродрома)»[489]. Поэтому были дни, когда полеты не проводились. Сергеев докладывал: «Сводка за 9 марта. Вследствие сильного тумана и снега полеты не производились»[490]. К началу марта авиация Петроградского военного округа насчитывала 5 отрядов. Но одна из лучших авиачастей – 1-й морской гидродивизион – после принятия Кронштадтской резолюции была сильно ослаблена: многие военнослужащие были арестованы, все подозрительные летчики отстранены от полетов. В 7-ю армию перебрасывались новые авиационные части: с Западного округа 3-й авиаотряд, из Москвы 5 самолетов, из Твери – 4. Самолеты перебрасывались вместе с экипажами. Сергеев объяснял, что должна была делать авиация: «1) разбрасывать агитлитературу и прессу над Кронштадтом и мятежными фортами, 2) разведка (сношение с финнами, жизнь в городе и на фортах), 3) корректирование артогня, 4) бомбометание по казармам, линкорам „Севастополь“ и „Петропавловск“, заградителям с минами „Нарва“, „Волга“, наведение паники в городе, 5) аэрофотосъемка для получения последних изменений в дислокации». Тухачевский, ставя эти задачи, оставался верен себе. Главным для него было ведение идеологической, психологической войны. И, хотя, по сообщению Сергеева, «сброшено 60 000 экземпляров и 100 фунтов агитлитературы и приказов»[491], это оказывало прямо противоположное воздействие на гарнизон и население, чем то, на которое рассчитывал основоположник новой теории классовой войны. О действиях авиации можно судить по отчетам летчиков и командиров воздушных частей. Приведем один из них: «Бывший все утро густой туман к 14 часам рассеялся и позволил произвести полеты с целью бомбометания Кронштадта. Бомбы были сброшены над восточной частью Котлина, в 5-й форт, Северные форты, Петропавловск и Севастополь, военную гавань, Пороховой завод, казармы. Петропавловск стрелял одной башней. Трубы Петропавловска и Севастополя дымят. Над городом расстилается дым от пожара. Большого движения в городе и на фортах незаметно. ‹…› в 18 час. 30 мин. замечено по дороге от Юрьева к Котлину 4–6 подвод, 40–60 человек, одетых в черное сопровождающих. ‹…› Часть Кронштадта сфотографировано. ‹…› Всего всеми воздушными частями было сделано (за этот день 21 полет продолжительностью 25 час. 10 мин. и сброшено 40 бомб весом 950 фунтов. За день 3 аппарата потерпели аварию)»[492].

Полетам мешало также состояние самолетов, которые были старыми и изношенными, и сильный заградительный огонь зенитной артиллерии Кронштадта. Поэтому летчики часто не справлялись с заданием. Летчик Федоров писал в отчете о полете 13 марта: «Из-за сильного обстрела и плохой работы мотора не долетел до Кронштадта. ‹…› В моторе лопнул распределитель первого цилиндра»[493].

Подобных отчетов было много. Даже если самолетом удавалось сбросить бомбы, то, как правило, бомбы в цель не попадали. Командование авиацией требовало прекратить одиночные полеты и летать группами. Первый такой полет был осуществлен 14 марта. Вылетели две группы, одна за другой, с интервалом в полчаса. Всего 9 самолетов. Сергеев сообщал Тухачевскому: «Бомбометание было сосредоточено линкорам и заградителям Нарва и Волга. Замечено одно попадание в баржу близ дока, которая задымилась. Аппараты обстреливались сильным артиллерийским огнем…»[494]