Национальное православное общество (НПО) (аль-джам‛ийа аль-уртудуксийа аль-ватанийа) для изучения сложившейся ситуации. НПО сформировало делегацию из трех православных арабов (Бенаюта ас-Савабини, Ханны Захарии и Сим‛ана Машбака)21 для поездки в османскую столицу, чтобы опротестовать низложение патриарха Кирилла Святогробским братством. Все контакты арабской православной общины с греческим духовенством были прерваны, а ряд монастырей в Палестине был захвачен арабами-христианами, изгнавшими оттуда греков. В ответ святогробцы прекратили традиционную выдачу православным арабам-беднякам бесплатного хлеба. В 1874 г. в Константинополь была направлена вторая делегация православных арабов (Ханна Закария22, Илияс Машхур и Джрейс аль-Кудси), которая была принята в Порте с гораздо бо́льшим вниманием и почтением, чем первая депутация. Арабы требовали смещения Прокопия и включения в проект нового закона-устава (канун-наме) Иерусалимской церкви положений о разрешении их белому духовенству участвовать в работе комитета по подбору кандидатур для избрания патриарха (936, с. 221). Кроме того, депутации удалось также убедить Порту в необходимости смещения патриарха Прокопия, судьба которого была предрешена (862, с. 136).

По примеру христиан Палестины православная община Сирии также выступила с решительными протестами против решений Константинопольского поместного собора и низложения Иерусалимского патриарха. В отличие от Кирилла, Антиохийский патриарх Иерофей (Зиязохос) не рискнул воспротивиться воле рум мил-лет баши и остальных греческих кириархов. Прибыв на поместный собор в Константинополь, Иерофей предпочел проигнорировать наказ своей сирийской общины и арабских митрополитов, которым он торжественно пообещал выступить в роли «посланца мира» и «посредника» между греками и болгарами. В последний момент он примкнул к Константинопольскому и Александрийскому патриархам, поставив свою подпись под итоговым документом о «болгарской схизме». Это вызвало широкую волну протестов православных общин Билад аш-Шама и положило начало движению православных арабов за возвращение в свои руки управления Антиохийским и Иерусалимским патриархатами. В арабской историографии это движение получило название «православный ренессанс», или «возрождение православия» (ан-нахда аль-уртудуксийа), которое органично вписывалось в рамки другого идеологического течения на Ближнем Востоке – панарабизма (936, с. 204–206; 931, т. 3, с. 223–224).

Антиохийский патриарх Иерофей подвергся критике со стороны части своего архиерейства, собравшегося в 1872 г. на заседание в Бейруте. Участники заседания потребовали от него отозвать подпись под постановлением Константинопольского поместного собора (там же, т. 3, с. 224). Позиция Иерофея по вопросу о «Болгарской схизме» вызвала не только возмущение православных арабов в Сирии, но и молчаливое недовольство Петербурга.

Экономическое положение Антиохийского патриархата к тому времени значительно ухудшилось в результате существенного сокращения доходов, в частности, от принадлежавших ему двух монастырей в Дунайских княжествах, конфискованных в 1864 г. объединенным молдаво-валашским правительством. Тем не менее средства к существованию у патриарха Иерофея все-таки имелись: после мусульмано-христианских столкновений 1860 г. в Дамаске (аттауша) и на Ливане (аль-харака) патриарх просил у Порты денежную компенсацию за ущерб, нанесенный мусульманами Антиохийской патриархии. Иерофей дважды побывал в Стамбуле, где султан выделил ему из государственной казны громадную по тем временам сумму в 75 тыс. османских лир (500 тыс. руб.) (931, т. 3, с. 216; 735, кн. 2, с. 360). Патриарх Иерофей использовал часть этих средств на восстановление своей дамасской резиденции и Свято-Мариинского кафедрального собора (931, т. 3, с. 216). Православная община просила Иерофея выделить часть полученных денег на строительство школ и церквей, однако патриарх проигнорировал эти обращения. В беседах с архонтами он постоянно сетовал на скудость доходов своей казны, однако постоянно уклонялся от предоставления «старшинам» православной общины отчета о потраченных патриархией средствах (735, кн. 2, с. 360). Даже оказавшись под мощным давлением православных арабов и пообещав выделить 21 тыс. руб. на нужды сирийской православной общины, патриарх Иерофей так и не выполнил своего обещания (848, с. 162).

По примеру греческих митрополитов Антиохийской церкви, опиравшихся на греческих консулов, сирийские арабы решили использовать Россию в своей конфронтации с греческим патриархом Иерофеем. Архонты стали заваливать российское посольство в Константинополе жалобами на Иерофея (Зиязохоса). Граф Игнатьев узнал от них о факте перевода Иерофеем из своей патриаршей казны в Дамаске в Афинский банк на личные счета своих родственников 200 тыс. франков, поступивших из России (320, л. 26–29). Посол был возмущен действиями патриарха, и вскоре сирийские арабы почувствовали изменение отношения Петербурга к своему патриарху (292, л. 88–89). Игнатьев предложил Петербургу ужесточить контроль за расходованием Иерофеем денежных средств, поступавших в виде процентов с «училищного капитала», депонированного в Московском государственном банке. По рекомендации посла Игнатьева российские пожертвования в Антиохийской патриархии должны были распределяться через генерального консула в Бейруте. Под давлением Петербурга и арабской паствы Иерофей санкционировал учреждение при патриархате в Дамаске Национальной комиссии (ляджна ватанийа) по школьному делу (848, с. 162).

В Иерусалимском патриархате всплеск антигреческих настроений арабской общины в ответ на «Болгарское дело» и низложение патриарха Кирилла не давал покоя малочисленному Святогробскому братству. Греки понимали, что, если на престоле окажется еще один «любимец арабов и Петербурга», то их будущее может оказаться под вопросом. По этой причине святогробцы и фанариоты пошли на ограничение властных полномочий патриарха. В течение двух лет, начиная с 1873 г., они разрабатывали «под себя» проект закона Иерусалимского патриархата (канун аль-батриаркийа ар-румийа аль-урушаяимийа низам-наме) (430, л. 237—241об; 936, с. 211–220)23. В начале 1875 г. документ был представлен мутасаррифом на рассмотрение и утверждение Порты.

Закон регулировал все вопросы, касавшиеся функционирования и жизнедеятельности Иерусалимского греко-православного патриархата. Для исключения двусмысленности в понимании слова «греческая», или «эллинская»24, как называли святогробцы Иерусалимскую православную церковь, Порта признала ее в качестве «османского», а не «греческого» института, чтобы лишить апологетов панэллинизма любых аргументов для гипотетического признания за Грецией прав на Святые места Палестины в случае, если святогробцы выступили бы с подобным предложением (914, с. 422). Османы сделали особый акцент де-юре на османской принадлежности Иерусалимской церкви отнюдь не случайно: после признания независимости Новогреческой (Элладской) церкви в 1850 г. Афинское правительство все чаще и смелее стало выдвигать претензии на политическое покровительство патриархатам, возглавляемым этническими греками, где многие архиереи имели уже не османское, а греческое подданство. «Горячие головы» среди святогробцев в период обострения споров с арабами стали выдвигать идеи о некой «греческой собственности» на Святые места, вызывая протесты со стороны арабской православной общины.

Порта внесла ряд поправок и дополнений в устав Иерусалимского патриархата, в частности закрепив положение о том, чтобы патриарх, все митрополиты, епископы и монахи в обязательном порядке имели османское подданство. Более того, гл. III устава (ст. 12) определяет, чтобы патриарх являлся османским подданным, как и его родители-османлы (430, л. 237—241об; 862, с. 434). Новый устав четко оговаривал