все получится — тогда ты.

— Добре, фройлян. Я подстрахую. Встану сзади, и если что пойдет не так, то… — он вдавил кулак одной руки в ладонь другой.

— Да… Но как он будет это делать?

Как он будет это делать, Отто Кауфман так и не сказал. Только твердил, что все будет наилучшим образом, не извольте беспокоиться.

Он усадил Гошу в то самое жуткое кресло, надел ей на лоб обруч, от которого тянулось множество разноцветных проводов — вот для чего он был нужен! — пристегнул ремешками руки и ноги вложил ей в руку могуто-камень, к которому тоже прицепил проводок, теряющийся в общей куче за спинкой кресла. Он носился между коробов и установок, нажимал какие-то кнопки, подкручивал ручки. На лбу у него появилась испарина, улыбка с лица сошла, и оно теперь выглядело напряженно, а лицо подергивалось все чаще. И чем дольше это длилось, тем больше Клара тревожилась. Гоша, опутанная проводами, выглядела совершенно беспомощной, и только Иннокентий, с мрачным видом наблюдающий за приготовлениями Кауфмана, немного успокаивал своим грозным видом.

Когда Кауфман сел рядом на табуретку и надел себе на голову такой же обруч, опустил вниз большой рычаг, Клара вдруг поняла, что собственноручно обрекла Гошу на эксперимент, природу которого никто из них не понимает, и неизвестно чем все это может закончиться. Шкафы загудели и заморгали лампочками, а провода на голове Гоши вдруг заискрили и покрылись короткими молниями. Гоша задрожала, сначала мелко, а потом все сильней и сильней, пока руки и ноги ее, пристегнуты к креслу, не стали трястись.

— Стой! — закричала она, и бросилась к Гоше, но Кауфман выставил руки вперед и крикнул:

— Нельзя! Ни в коем случае нельзя! Это убьет ее!

— Кеша! Остановите!

Иннокентий одной рукой схватил за шкирку Кауфмана, другой сорвал с него обруч и поднял рычаг назад. Короба и установки взвыли так, что Клара зажала уши руками — казалось мозг лопнет от этого воя, — а потом взорвался сначала один шкаф, затем второй, изрыгая из-под железной обшивки клубы едкого дыма, который мгновенно окутал все помещение. Гошу выгнуло в кресле, изо рта у нее пошла пена. Камень вывалился из ослабевшей руки и упал к ногам Клары. Она схватила его и почувствовала в нем неимоверную мощь. Стрелки на часах пришли в движение и побежали вперед все сразу с сумасшедшей скоростью.

Иннокентий, бросив Кауфмана, шатаясь и страшно кашляя, сделал шаг к Гоше.

— Нельзя! Не трогай! — кричал Кауфман.

Он пополз за ним, обхватил двумя руками его ногу и повис на ней, пытаясь задержать. Слесарь пнул его, как шавку, и сделал еще шаг, оказавшись совсем рядом с Кларой. Ее закружило в водовороте.

— Пять секунд, — провопили часы.

Теряя равновесие и сознание, она успела протянуть руку к слесарю и схватиться за него. Перед тем, как вихрь закрутил их, она увидела, как в замедленной съемке, Кауфмана в клубах дыма с толстым проводом в руках. Дико хохоча, он закричал:

— Оно существует! Остаточное электричество существует! Будьте вы прокляты, ахногены! Вы еще попомните меня!

Он поднял над головой кусок толстого провода, искрящего на концах, и изо всех сил кинул в них. Гибкая змея взвилась, описала дугу и ударилась в спину слесаря. Иннокентия выгнуло, волосы встали дыбом, рубашка треснула по швам, а пуговицы отлетели. Он сказал одно, очень неприличное слово, и крепко обнял Клару. Солнечный вихрь подхватил их и закружил, рассыпая вокруг снопы искр.

* * *

Раздался телефонный звонок, и Войцех сразу понял, что это именно то, что они ждут. Павлыч взял трубку и коротко сказал:

— Медведев.

В трубке кто-то коротко прокричал, Павлыч бросил ее, дал шару смачный щелбан и сказал:

— Трамвай. Срочно! — и только после этого обратился к Войцеху: — Пошли. Они вернулись.

На выходе, прямо напротив двери уже стоял двухместный трамвай — железная коробушка на трех колесах, без пассажирских сидений. Едва они вошли, он дернул с места и понесся по улицам. Войцех вцепился в поручни.

— Почему перестали использовать автомобили? — спросил он, чтобы хоть как-то отвлечься от дурного предчувствия, которое овладело им, как только раздался телефонный звонок.

— Экономически не оправдано. Слишком сложные устройства. Много деталей, длинная технологическая цепочка, сложное в управлении. Кроме того, двигатель на горючке совершенно нельзя приспособить для ахно-энергии. Другое дело — трамваи. Электрические волны близки по характеру ахно-волнам. Замена одного вида энергии на другой прошло практически идеально. Трамвай очень прост в исполнении — салон и принимающие устройства.

— Антенны? Так они же висят по сторонам.

— Они есть, значит, принимают.

— А управление?

— На сегодняшний день это действительно лучший гибрид ИИ и простого механизма. Называешь адрес — он рассчитывает наикратчайший маршрут.

Трамвай несся по пустым улицам города с бешеной скоростью. Пять минут спустя двери распахнулись перед злополучным домом на Пролетарском тупике, номер два, Войцех с Павлычем выскочили, и он умчался, хлопнув створками.

— Как мы войдем? — спросил Войцех, имея в виду свою переброску, дважды произошедшую за последние полтора суток.

Он весь день чувствовал себя глупо, впрочем, как всегда, рядом с Павлычем. Пока что он еще не до конца поверил во все эти шпионские истории, но от тревоги за Гошу, и за Клару, и даже за агента, которого в глаза не видел, он был сам не свой. Надо было напроситься, чтобы его внедрили в агенты… Хотя… Он бы, наверняка все провалил.

Павлыч не ответил. Вместо этого он накинул на Войцеха едва видную взгляду сеть. А потом на себя. И скомандовал:

— Вперед!

Вопреки ожиданиям, сеть не подвела, сработала. Не сгорела, и переброса не случилось. Они беспрепятственно поднялись на второй этаж. Экипировка у Павлыча была что надо! Не чета стандартному полицмаговскому.

На лестничной площадке их встретил дворник.

— Пять минут тому — как пыхнет в окнах! — сказал он, обращаясь к Павлычу. — Я сначала доложил, как по инструкции. А потом поднялся — вдруг пожар. Но нет, вроде, дымом не пахнет. И тихо! Как в гробу.

Войцеха передернуло.

— Спасибо. Дальше мы сами, — сказал Павлыч. — Вечером заходи, покурим.

Дворник кивнул и собрался уже уходить, да увидел Войцеха.

— Ты чтоль?

— Как видите, — усмехнулся Войцех.

— Живучий, значит, — проворчал дворник и тогда уж пошел.

Дождавшись, когда его шаги стихнут, Павлыч вскрыл замок, сделал знак Войцеху молчать и следовать за ним, и тихо вошел в квартиру.

Глава 20. Спасение

Войцех собирался и готовился так, как не готовился к выпускному экзамену в Полицмагии. То, что надо прыгать, Войцех понял и сам. Пятнадцать минут,