недавно наша аспирантка, давясь горючими слезами, поведала об ужасном событии, происшедшим с ней. Соскучившись, она пыталась пообщаться по мобильному телефону с собственным мужем, проживающим за тысячи километров, но, набрав его номер, она в течение получаса, затаив дыхание и глотая горькие слезы, слушала любовные излияния своего благоверного совсем другой избраннице, включая подробности интимного свойства. Какой жестокий и коварный удар!

Как это могло случиться, спросите вы, — ведь нас убеждают, что телефоны с двумя вмонтированными в них SIM-картами (именно такой был у мужа аспирантки) работает без глюков? Увы, если бы это было так, она не стала бы свидетельницей роковой исповеди неверного мужа, не взламывая при этом никаких шифровочных кодов.

Кто-то сгоряча может «сморозить»: вот хорошо было раньше — никаких тебе мобильников, красота! Вот уж неправда! Некоторые плоды хайтека у представителей старшего поколения вызывают понятное раздражение (например, стремление педагогов к тому, чтобы компьютер стал «детской приставкой», вскоре приведет к тому, что сами дети сами станут приставкой к компьютеру). Но мобильный телефон — это совсем другое, это в высшей степени прикладной инструмент. К тому же, кто постарше, для того более или менее привычным выглядит следующий телефонный диалог:

— Положите, гражданин, трубку — вы вклинились в наш разговор*.

— Это вы вклинились — немедленно отключитесь!.

— Ну, ты, оказывается, нахал.

— От нахала слышу! И т. д. и т. п.

Значит, ностальгия по стационарному телефону вряд ли имеет под собой надежные основания. Об этом красноречиво говорит и следующий случай, ради которого и воспроизведена эта байка.

Несколько десятилетий тому назад, как раз в разгар летних отпусков, автор позвонил своему другу N— ныне известному профессору, заслуженному деятелю науки, чтобы узнать, как он проводит свой досуг, не скучает чай, не злоупотребляет ли сидением за письменным столом. N, отправив жену и ребенка к теще в южные «фруктовобахчевые» края, пребывал в прекрасном расположении духа, много шутил и, как мне казалось, намекал на девиантное поведение, иногда проявляемое озорными «холостяками» в подобных ситуациях.

— Что же вы, дорогой, в таком случае столь бездарно проводите свободное время— крайне необдуманно вызвался острить я. — Сколько прекрасных девушек, небось, слезами орошают подушки, думая о вас, а вы утками напролет стучите пишущей машинкой, как тот дятел. Очнитесь же, наконец, коллега!

К своему несчастью, черт дернул меня за язык напомнить коллеге старую плоскенькую шуточку:

— Или вы опасаетесь появляться на улице по известной причине: «кому не позвонишь — все беременны, хоть из дому не выходи»?

— Послушайте, — отвечал он. — Да как же вам не стыдно пропагандировать подобную мораль? Я, кстати, не какой-нибудь там «ходок», а примерный семьянин, и вам, уважаемый, не удастся сбить меня с пути истинного. Ясно вам?

В состоявшейся шутливой беседе было сказано, естественно, больше слов, воспроизводить которые сегодня нет никакого смысла. Главное состояло в том, что за моим собеседником действительно водилась слава обольстителя дамских сердец, и моя неуклюжая попытка коснуться этой темы имела целью оценить по достоинству эту славу.

«Соль» же этого незабываемого эпизода состоит в том, что перезвонивший минут через десять возбужденный «примерный семьянин» сообщил автору, что весь этот «треп» на одном из концов проводов за тысячи километров, затаив дыхание, слушала его ошеломленная жена, которая не только лишний раз убедилась в «пламенной» любви своего мужа, но также и в том, что моя «моральная сущность проявилась во всем блеске».

Пожалуй, никогда в своей жизни я не «влипал» в более неприятную историю, связанную с нанесением незаслуженной обиды благородной женщине — в данном случае жене моего друга. Помнится, для изменения несправедливого мнения о моей «моральной сущности» было использовано тогда очень много средств «дипломатии», и кажется, это частично помогло.

...Граждане, бойтесь, телефонах Каждое ваше слово могут слышать люди, для которых оно вовсе не было предназначено, и каждое слово может быть использовано против вас!

59. КАБУЛ: ЧЕТУРАСТИ? ХУБАСТИ? ДЖУРАСТИ?

Кем-то высказана здравая мысль, что жизнь измеряется не столько годами, сколько суммой впечатлений, накопленных человеком. Конечно, для идиота, лишенного малости серого вещества и пекущегося лишь о брюхе и удовольствиях, подобное мнение не играет существенной роли. Для абсолютного же большинства участников «восточной кампании» (включая тех, кто оказался «по воле рока» в Афганистане и ассоциировался местными жителями с «ограниченным контингентом советских войск» в 1979— 1989 гг.), полученные впечатления наверняка перевешивают все другие, где бы эти лица ни оказались впоследствии — будь то в Африке, Австралии или Антарктиде, не говоря уже о «старушке» Западной Европе. И не только потому, что надо было приспосабливаться к выстрелам из-за угла, и едва ли не каждая ночь «расцвечивалась» трассирующими автоматными очередями и минометными обстрелами, но и по причине сопутствующих сюрреалистических видений самого различного жанра, которые и порождали незабываемое сверхэмоциональное напряжение.

Контракт Министерства просвещения СССР по линии ЮНЕСКО на организацию деятельности педагогического колледжа в Кабуле предполагал экстренное формирование группы советских специалистов и отправку их в «горячую точку» в режиме «хватай мешки— вокзал отходит». Времени на раздумья не оставалось: требовалось либо срочное согласие, либо отказ — претендентов было хоть отбавляй! Сегодня можно, конечно, малость порисоваться, припомнив слова некогда популярной песни — «перемен требуют наши сердца» или «попудрить» мозги собеседнику тем, что, дескать, хотелось проверить себя в экстремальных ситуациях, теша свое мужское самолюбие (кося под Хемингуэй), но все это, на самом деле, лабуда, а не истинная правда. В глазах контрактников маячило совсем другое: один год — «Жигули», два года — квартира, три года — и то, и другое «в одном флаконе».

Экзотики (если вообще уместен этот термин) — крутой, дикой и опасной, было по горло, так что поговорка «то холодно, то жарко, а жизнь проходит жалко» к нам точно не подходила. «Глиняная нищета» выжженной земли на фоне сине-оранжевых гор и каменистых склонов, оживляемая протяжным «пением» мулл, саманными лачугами с нескончаемыми глинобитными дувалами, женщинами в одинаковых желтых и фиолетовых паранджах и хиджабах, плетущимися следом за бородатыми моджахедами, груженными хворостом осликами, «бурбахайками» (высокобортными грузовиками, гружеными скарбом и «увешанными» пассажирами), мопедами с объемными кузовами, наполненными всяким барахлом, а то и членами семей — все это порождало странные, большей частью грустные чувства. Кто-то из контрактников лаконично, но метко заметил: «жарко, пыльно и грязно».

Одно из первых глубоких впечатлений, поразивших нас — было протяжное «пение» муэдзинов, доносившееся сразу из нескольких кабульских мечетей. Поскольку молитву пророк назвал «ключом к раю и краеугольным камнем веры» и предписал молиться пять