Алла

Время шло. Жизнь налаживалась. Я перестала считать дни, но нет-нет да поглядывала на календарь. Мысленно чертила тонкие линии, отмечая прожитые месяцы.

В конце января мою маму выписали из клиники. Верная своему слову, мама Драконова помогла устроиться в реабилитационный центр. Мы с ней не перезванивались и не встречались. Но в тот день судьба снова нас столкнула.

Получалось, мы не виделись месяц. Елена Николаевна не утратила своей холёной красоты, но словно потускнела, как давно нечищеное серебро.

Она смотрела на меня устало. Мне показалось – хотела что-то сказать, но не решилась. В ней больше не наблюдалось гонору, и смотрела дракономать по-человечески. Стало жаль её, но облегчать совесть женщине, что разлучила нас с Арком, я не собиралась.

Хотелось расспросить. Забросать вопросами. Как он там? Ведь она знает… Не смогла. Приближаться к ней не находилось желания. Я берегла свой покой. Она вполне могла наградить меня порцией презрения или ещё чем похуже, а я уже хорошо чувствовала беременность: страдала от перепадов настроения, вкусовых пристрастий, плохо реагировала на некоторые запахи.

Мне всё время хотелось спать. Я уставала и падала, где придётся. Благо, никто меня не погонял в шею: Лика вела себя как наседка – тряслась над нами. Машка превратилась в принцессу. Мне купили хорошую зимнюю одежду, сапоги и всякие разные вещи.

С Костей мы всё же поговорили. Неизбежно, как морские приливы или утренний восход солнца.

Он подловил меня на улице, когда я гуляла с Бастиндой. Мне кажется, он выжидал и появился не случайно.

– Хочу поблагодарить тебя, – Котя стоит с непокрытой головой. Снегопад. Крупные снежинки падают на тёмные волосы и остаются белой шапкой. Он не обращает внимания. – Ты должна знать: есть люди, чья жизнь настолько дорога, что ты готов ради их дыхания отдать всё. Между мамой и Ликой – знак равенства. Лика и Боря – те же родители. Поэтому я понимаю тебя. Понимаю, почему ты поступила так. За Лику я готов сделать то же самое и больше, потому что она – моя семья.

– А мама? – спрашиваю тихо и не знаю, имею ли право на его тайны. Мне кажется, он сейчас либо замкнётся, либо расскажет что-то страшное или ужасное, но у Кости смягчаются черты лица, улыбка касается пухлых губ.

– Мама сейчас далеко. Ей наконец-то повезло – она замуж вышла и уехала в Коста-Рику. Два океана, экзотика, чёрные пески и нерусский муж.

Он не осуждает, наоборот: радуется. Наверное, даже гордится. А я тихонько выдыхаю: видимо, у кого-то гормоны шалят и придумывают что-то невероятное.

– Я бы женился на тебе, Алла, – выдаёт Костя неожиданно и всё портит.

– В знак благодарности? – язвлю, не сдержавшись.

Костя смотрит на меня мягко. Глаза у него светятся ровным светом. И улыбается он светло.

– Думаешь, больше нет других причин на тебе жениться?

Хлопаю ресницами. Щёки обжигает горячий румянец.

– Я не… ты не… – заикаюсь, не в силах подобрать правильные слова.

– Я помню. У тебя сердце отдано другому. Поэтому всё пустое. Но помогать мне никто не запретит. Заботиться. И знаешь: откажись от помощи этой вздорной тётки. Я сам. Помогу. Дам деньги на реабилитацию. А потом мы ещё посмотрим, кто кого достоин.

Последние слова он произносит со скрытой угрозой. Мягкое журчание подземной реки, что может похоронить в глубоких водах города. Но я не ведусь на его благородство.

– Спасибо за предложение, но я не могу согласиться.

– Почему? – Костя сейчас похож на замёрзшего Кая в царстве Снежной Королевы. Нетающий снег сделал его волосы белыми. Снежинки запутались в густых бровях. Ему идёт.

Я впервые смотрю на него как на мужчину. До сегодня как-то не воспринимала. Крепкий, как мощное дерево. Сильный. Черты лица правильные. Он не красавец, но что-то есть в нём притягательное. Взгляд. Улыбка на пухлых губах. Мягкие движения. Он умеет завораживать – это я ещё в гей-клубе заметила. Ему невольно подчиняются. А он не командует, но направляет. Подталкивает в нужном ему направлении.

– Думаешь, будешь чем-то мне обязана? Нет, не будешь. Я предлагаю помощь бескорыстно. Точнее, даже не так: это благодарность за Лику. За то, что ты рядом, что она живёт и для неё наконец-то есть чем заняться. Есть ради кого жить. Для меня она не захотела.

Горькая складочка пролегает возле губ. В уголках глаз притаились тонкие морщинки.

– Не говори так, – прошу. Он кивает, пряча руки в карманы пальто.

– Это немножечко ревность. Совсем чуть-чуть. Хочется иногда сказать, как в детстве: она моя, но я давно вырос, и Лика знает, что теперь я больше способен дать, чем взять, а ей нужно куда-то тратить свою любовь и нежность, заботу и энергию. Вы с Машей идеально для этого подходите. Девочки, которым она может вручить своё сердце. Для вас это сделать так легко…

Он присаживается на корточки и треплет шерсть Бастинды, что примчалась и повизгивает, ластясь к его большим ладоням.

– Соглашайся, – просит он. – Это от чистого сердца.

И я вижу, как для него это важно, но всё же не могу ответить ему утвердительно.

– Откуда у тебя деньги? – спрашиваю невольно. Кусаю губы, потому что не должна задавать подобные вопросы. Я ему никто. И контролировать, вести допрос права не имею.

– Заработал, – поднимается Костя и следит, как весело прыгает Басти. У неё забавные прыжки. Смешные. – Что тебя тревожит, Алла? Спрашивай, я отвечу.

Он чутко ловит мои сомнения, но язык не поворачивается сказать, в чём я его подозреваю. Остаётся лишь сопеть да пыжиться.

– Дай угадаю. Ты думаешь, это нечестные деньги?