– Ну нет. – Я часто моргаю. – Но это странно, соглашусь.

– Точно?

– Да о чем ты?

– О том, что «Кролики» могут оказаться совсем не тем, чем вы думаете. Не просто игрой.

– Если это не игра, то что? – спрашивает Хлоя.

– О, это игра, в этом не сомневайтесь, – говорит Толстяк Нил. – Но не простая. Можете себе такое представить?

Мы с Хлоей переглядываемся. Она пожимает плечами, а Толстяк продолжает:

– Вот вы заметите, если на счете вдруг станет на тридцать долларов меньше? Или что закладка, которую вы вложили в книгу утром перед работой, вдруг оказалась среди других страниц? Или что фотографии в старом семейном альбоме исчезли, а вместо них появились другие, и вы их даже не помните?

Хлоя качает головой.

– Слушай, да что ты несешь?

Она ничего не понимает, а вот я точно знаю, о чем говорит Нил. Именно это со мной и происходит – осталось только упомянуть про серое чувство и жуткие тени, вьющиеся за гранью реальности.

Толстяк не отвечает, просто встает и берет телефон.

– Ну, пожалуй, пора познакомить вас с Матерью.

– С… твоей матерью? – уточняю я.

– Не с моей, просто с Матерью. – Нил открывает какое-то приложение, нажимает на кнопку, и огромные бордовые шторы медленно разъезжаются в стороны, открывая целую стену мониторов всевозможных размеров, разрешений и форм. Их больше сотни – настоящая мечта какого-нибудь барахольщика, решившего построить дом из старых компакт-дисков и пластиковых бутылок.

Под бесконечными рядами мониторов стоит длинный стол, заваленный клавиатурами разных цветов, и мягкое кресло, обитое потертой коричневой кожей. Над мониторами висит растяжка: «Мы хотим то будущее, которое нам обещали, а не то, которое мы заслужили».

– Знакомьтесь, Мать, – говорит Нил и садится в кресло.

– Охренеть, – говорит Хлоя, задрав голову.

– Сколько здесь мониторов? – спрашиваю я, подходя к Нилу.

– Много, – отвечает он.

– Что это? – спрашивает Хлоя, тоже подходя ближе.

– Масштабная общегородская сеть камер на простых и солнечных батареях, портативных микрофонов и релейных переключателей. Раз уж за нами следят и прослушивают все разговоры – а так и есть, уж поверьте, – добавляет он, – то и мы в долгу не останемся.

– Невероятно, – говорит Хлоя.

– Мы добровольно предоставляем свои данные аптекам и магазинам, покупаем умные колонки, прослушивающие нас в любое время дня и ночи, таскаем с собой проездные и пропуски в тренажерные залы, электронные брелки и браслеты, даже цифровое водительское удостоверение. С нами всегда ноутбуки и телефоны со встроенным GPS. Они знают, кто мы и чем занимаемся. Надо же нам как-то с ними бороться.

– Бороться? С кем?

– С системой, – отвечает он, а потом вводит что-то с клавиатуры – загрузочную последовательность, судя по всему. – И теми, кто за ней стоит.

– И эти камеры стоят по всему городу? – спрашивает Хлоя.

– Да, но частично они передают только звук, иначе полностью город не охватить.

– То есть вы следите за всем Сиэтлом?

– Ну, в целом, да.

– Но это же невероятный объем данных, – говорю я.

– Да.

– И ты сам его обрабатываешь?

– Нет. Это работа Матери.

– Твоего компьютера?

– Не совсем. Мать – это алгоритм.

– И что он делает?

– Не он, а она. Сами смотрите, – говорит он, а потом набирает что-то на одной из клавиатур.

Экраны, мигнув, переключаются на огромную карту Сиэтла, размеченную разноцветными цифрами и символами, напоминающими записи из древнего алхимического трактата. Отображается не весь город, только центральная его часть, и мне очень хочется сфотографировать экраны, но что-то подсказывает, что Толстяк Нил не одобрит.

– Что все это значит? – спрашивает Хлоя и подходит ближе, словно это поможет разобраться в хаосе, царящем на экранах.

– Мать оповещает нас обо всех необычных происшествиях. Она использует распознавание лиц, образов и речи, системы мониторинга трафика и фрактального моделирования.

– Охренеть. – Больше слов нет.

– Вы погодите, вот выйдут в продажу квантовые компьютеры, и станет еще лучше. Там безграничные возможности.

– Не знаю, вроде до квантовых компьютеров нам пока далековато, – говорит Хлоя.

– Ничего, дождемся. Но, как говорил Андерсон Чен из Постквантума – я перефразирую, не обессудьте, – о появлении квантового компьютера нам не расскажут, потому что тот, кто заполучит его, заполучит весь мир.

– Смелое заявление, – замечаю я.

– Это факт. С помощью квантовых компьютеров можно смайнить все биткоины в мире и перехватить абсолютно любой вид связи. Его владельцы станут всесильными буквально в мгновение ока.

– Ну, даже без квантовых компьютеров система впечатляет, – искренне говорю я, хотя Мать все равно не идет ни в какое сравнение с Терминалом Кроу. Но она очень похожа. Интересно, Толстяк тоже вмешивается в жизни людей?

– Спасибо, – говорит он.

– И зачем она нужна? – спрашивает Хлоя. – Играть в «Кроликов»?

– А? Нет, я в них не играю.

– Тогда зачем тебе Мать? – спрашиваю я.

– Во время последних двух итераций мы заметили, что с игрой что-то не так, что она начала… изменяться. Именно эти изменения отслеживает Мать.

– Какие изменения? – уточняю я.

– Участившиеся случаи альтераций, совпадений, выходящих за рамки привычных параметров, изменений интенсивности игры – точнее, ее влияния на нашу жизнь.

– Альтераций?

– Не обращай внимания, это технический термин.

– А что именно делает Мать? – спрашивает Хлоя.

– Мониторит и отслеживает работу систем.

– Каких систем? – спрашиваю я. Меня не отпускает чувство дежавю: примерно в том же русле прошел мой разговор с Кроу.

– Всех, – отвечает Нил. – Ну, точнее, всех систем, необходимых для поддержания жизни большого города: санитарной, транспортной, продуктовой. Ну, и так далее.

– А если она зафиксирует нарушения? – спрашиваю я. – Вы будете их исправлять?

– Мать подходит только для наблюдения. Вмешиваться в работу систем мы не можем.

Меня изрядно напрягает то, что у кого-то есть такая мощная система наблюдения, но Толстяк, в отличие от Кроу, засевшего в Башне, хотя бы не манипулирует человеческими жизнями.

– Так ты работаешь в одиночестве? – спрашивает Хлоя.

– У нас есть филиалы в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, Кливленде, Праге, Лондоне, Нью-Йорке и других городах.

– У вас – это у кого?

– У людей, обеспокоенных поведением игры.

– Но сами вы не играете? Совсем-совсем? – спрашиваю я.

Нил мгновенно становится крайне серьезен.

– Да, и вам тоже не стоит – если, конечно, вы не идиоты и жизнь вам дорога.

– Потому что игроки исчезают, – говорю я.

– Нет, – отвечает он. – Потому что игроки исчезают в огромных количествах. А может, и не исчезают вовсе.

Не знаю, слышал ли Толстяк про Барона, но он явно понимает, что игроки в «Кроликов» умирают один за другим.

– Не знаешь, в чем дело? – спрашивает Хлоя.

Нил качает головой.

– Это мы и пытаемся выяснить.

– А что случилось с Аланом Скарпио? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Мать ничего не