и прачечной. Когда-то кирпичи покрасили в черный, но с того момента прошло немало времени, и из-за облупившейся краски описать получившийся цвет очень сложно.

Машин перед зданием нет, и свет в магазине не горит – только светится вывеска.

Видимо, «Греховная игра» закрыта.

Мы снова звоним им, но трубку не берут.

Тогда мы подходим к стеклянной двери: хотим постучать.

– О, подвал, – замечает Хлоя, указывая под неоновую вывеску.

Попасть в цокольный этаж можно только по небольшой лесенке, отгороженной решеткой с кованой калиткой. Раньше там явно был магазин, но сейчас остался то ли подвал, то ли офис. Все окно практически наглухо заклеено рекламой всевозможных товаров для взрослых.

– Закрыто, – говорит Хлоя, дергая калитку.

– Давай завтра вернемся, – предлагаю я.

– Да, хорошо, – соглашается она. – Пойдем поедим, жутко есть хочется. – Она разворачивается и направляется к машине.

Я шагаю следом, но вдруг замечаю в подвальном окне движение.

– Стой, – говорю я.

Хлоя оборачивается.

– Что такое?

– Там кто-то есть.

– Хватит врать, К.

– Я серьезно.

Хлоя возвращается к калитке. Мы заглядываем в подвал.

Сквозь прорехи между рекламой виднеются пол, выложенный черно-белыми ромбами, и бесконечные груды книг и коробок. Где-то в противоположном конце помещения тускло горит свет, но там все равно довольно темно.

В дальнем правом углу кто-то шевелится.

– К, это кошка, – говорит Хлоя.

– Никакая это не кошка, – возражаю я, и тут же на стопку книг по ту сторону окна запрыгивает черно-белая кошка и принимается вылизывать лапу.

Хлоя качает головой.

– Идем.

– Клянусь, там был кто-то еще, – говорю я, разглядывая тускло освещенное подвальное помещение.

– Ладно. Перелезу и постучусь. – Хлоя карабкается на калитку.

– Не советую, – вдруг раздается бесплотный голос.

– Твою ж мать! – ругается Хлоя, от неожиданности едва не упав.

– Что вы тут делаете? – спрашивает голос.

Он доносится из небольшого динамика, расположенного у двери в подвал.

– Понимаю, нелепо звучит, – говорю я, – но мы ищем Толстяка.

На мгновение воцаряется тишина, а потом дверь за решеткой открывается и на порог выходит худой немолодой мужчина в выцветшей розово-голубой футболке «Беверли-Хиллз, 90210» и серых спортивных штанах – такие на улицу не наденешь. В руках у него огромный средневековый арбалет, болт которого нацелен прямо на меня.

– Не нелепо, а иронично, – говорит он, бросая взгляд на Хлою, повисшую на калитке.

– Охренеть, это что, арбалет? – вырывается у нее.

– Мы пришли с миром, – добавляю я. Толстяк, опустив арбалет, отпирает калитку, и та отворяется с протяжным комичным скрипом, утягивая за собой Хлою.

Я помогаю ей слезть, и мы вместе проходим в подвал.

Бардака как такового у Толстяка нет, но все пространство забито до отказа. Между бесконечными шкафами, ящиками и столами проложены узкие тропки, но, если присмотреться, за хаосом полок скрывается четкий порядок. Завалы книг и всевозможных распечаток тщательно расставлены по алфавиту.

Потолок достаточно низкий, а флуоресцентные лампы придают помещению атмосферу старой редакции годов этак семидесятых. Стены завешаны плакатами фильмов, среди которых я замечаю «Подозрительные лица», «Криминальное чтиво» и «Спасателей в Австралии».

Заднюю стену закрывают огромные изодранные кроваво-красные шторы – такое ощущение, что их утащили со съемок ночного ток-шоу шестидесятых годов.

Уж не знаю, чем Толстяк тут занимается, но делает он это явно давно.

– А, ты девчонка Фокусника, – говорит Толстяк, закрывая за нами дверь и запирая ее на замок.

– Прямо Лисбет Саландер повеяло, – с улыбкой говорит Хлоя.

Толстяк оставляет шутку без внимания.

– Как вы меня нашли?

Либо он не знаком с творчеством Стига Ларссона, либо просто не оценил юмор Хлои. Лично мне ее шутка понравилась.

– По вывеске, – говорю я.

Он оглядывается на нижнюю часть неоновой вывески, виднеющейся в окне, и улыбается.

– Умно, – говорит он. – Очень умно.

Он проводит нас глубже в офис, лавируя среди узких шкафов, и я замечаю, что он слегка хро- мает.

– С верблюда упал, – сообщает он спокойно, будто в этом нет ничего особенного.

– Серьезно? – спрашиваю я.

Толстяк не отвечает, просто садится в старое деревянное кресло, стоящее напротив несчастного коричневато-зеленого дивана. Уложив арбалет на колени, он жестом предлагает присесть и оглядывает нас из-под очков в толстой черной оправе.

– Ну, как вас звать?

– К, – отвечаю я, присаживаясь. Диван тут же проваливается, протяжно скрипя.

Он медленно кивает и переводит взгляд на Хлою.

– Хлоя, – представляется та.

– Так это к тебе приходил Алан Скарпио, – говорит он, вновь глядя на меня. Не спрашивает – утверждает.

– Откуда вы знаете?

– Догадался, – отвечает он со слабой полуулыбкой.

– Фокусник рассказал?

Он пропускает мой вопрос мимо ушей.

– Он с вами связывался?

– Нет, – отвечает Хлоя. – А с вами?

Он качает головой.

– Ты, – обращается он к Хлое, – спрашивала меня про «Кроликов».

– Да, – кивает она.

Он неспешно откладывает арбалет на соседний столик, отворачивает его от нас и склоняется ближе.

– Что вам известно?

– Ну, для начала, что о них нельзя говорить, – говорю я, потому что не знаю, стоит ли ему доверять. Мы абсолютно с ним не знакомы.

– Для людей, которые так боятся говорить об игре, вы задаете слишком много вопросов. – Он встает, подходит к столу и включает электрический чайник. – Будете? – спрашивает он.

Мы с Хлоей киваем.

Пока кипит чайник, он представляется Нилом и начинает говорить. И говорить. И говорить. Вся холодная нелюдимость быстро тает под шквалом слов и разрозненных фраз. Чувствую, нечасто Толстяк Нил принимает гостей.

– В общем, знаете же Джона Леннона из Битлз?

– Ну да, – отвечаю я, оглядываясь на Хлою, которая тоже явно ничего не понимает.

– Он должен был сниматься в «Военных играх», но не успел, потому что его убили. И да, его убили ровно перед тем, как он получил роль, а не просто примерно в то же самое время.

– И при чем тут это? – спрашиваю я.

– Да при всем, – отвечает он. – Это же незабываемо! Сама суть вещей.

Хлоя косится на меня, словно пытается намекнуть, что мужик явно охренеть как не в себе.

– В общем, в последний наш созвон с Фокусником мы разговаривали о тебе, – наконец кивает в мою сторону Нил.

– Обо мне?

– Да. Он сказал, что Алан Скарпио рассказал тебе о проблемах с игрой и что их нужно исправить, пока не началась следующая итерация. Все верно?

Я киваю.

– Больше он ничего не говорил?

– Сказал, что если мы не успеем, то окажемся в полной заднице.

– Ну, – говорит Нил, склоняясь вперед, – это точно не к добру.

– Да уж, – отвечаю я. – Это точно.

– Не знаешь, почему Скарпио решил наведаться к тебе?

– Это мы и пытаемся выяснить.

– Ой ли?

– В смысле?

– В прямом. Хочешь сказать, вы пытаетесь выяснить, почему Алан Скарпио пришел за