Шрифт:
Закладка:
– Ты как будто хвастаешь этим, – ухмыльнулась Оля и сложила руки на груди.
– Нет, милая, я просто констатирую факт. Вот ты притащила меня в свой стерильный дом. Грязного, вонючего и потерявшего всякую надежду бомжа. А скажи мне честно, что ты думала в эти минуты? Что чувствовала?
Скворцова недоуменно пожала плечами. Она не знала, что ответить на странные вопросы бывшего сожителя.
– Молчишь? – спросил Михайлов и после короткого раздумья сказал: – А я знаю. Думаю, что изначально ты действовала, повинуясь внезапному порыву, но потом ты начала упиваться своей добротой и отзывчивостью. Даже, не побоюсь этого слова, человечностью.
Михайлов глубоко затянулся и выпустил дым через нос.
– Ты думала: «Вот посмотрите, какая я добродетельная и святая женщина. Я не побоялась поднять человека из грязи. Моя добродетель не знает конца и края. Я проявила свои самые благородные черты. Я просто святая». Но так ли это на самом деле? И знаешь, что самое мерзкое в этой ситуации? Это то, что ты преследовала лишь свои собственные эгоистичные интересы. Ты просто хотела возвыситься в своих глазах за мой счет. Тобой руководило примитивное желание иметь мужика. Я хорошо запомнил твой взгляд в тот самый первый вечер, когда ты застала меня голым. И знаешь, что я увидел в твоих глазах? Похоть. Желание обладать мужчиной. Ты банально хотела секса. Хоть с кем-нибудь. Даже с бомжом, которого надо предварительно вымыть и накормить. Ты страшно боишься одиночества. И тебе нужен мужик в доме, чтобы он выполнял мужскую работу и ночами удовлетворял тебя. Но при этом он еще должен был отчитываться перед тобой и ходить по струнке, исполняя все твои прихоти. А еще он должен отчитываться в каждом своем шаге, потому что ты любишь все держать под контролем. И к сожалению, я это понял не сразу. Позднее, наблюдая за тобой, я сообразил, что, спасая меня, вытащив из грязи, ты упиваешься своим великодушием и своей неповторимостью. Ты часто повторяла, что любишь меня. Но любить и владеть мужчиной – это не одно и тоже. Обладать можно вещью, деньгами. Но не человеком. И я не собачка на поводке, чтобы исполнять твои команды. Я ничего тебе не должен.
– Но я действительно полюбила тебя, – проронила Оля.
– Нет, это не любовь, это чувство собственничества. И ты способна кого угодно задушить в своих объятиях. Вы вот, бабы, никогда не задаете себе вопроса, почему из приличных мужчин ваши мужья превращаются в запойных алкоголиков. А все просто. Безграничный контроль, удушающие объятия и исполнение ваших капризов – вот причины пьянства. Потому что алкоголь – это не единственный, но самый простой путь побега от вас, любящих и святых жен. Подозреваю, что твой муж сбежал к любовнице именно потому, что хотел освободиться от тисков твоей любви. Он не хотел до конца жизни быть твоим рабом. Увы, но Денис и Юля тоже при первой же возможности уйдут от тебя. Ты хочешь жить по своим правилам! Так живи! Но не навязывай их другим.
Михайлов встал, бросил догоревший окурок в мойку и сверху вниз презрительно посмотрел на Олю. А она сидела, спрятав горящее лицо в ладонях и шептала:
– Как ты жесток. Как же ты жесток и несправедлив. Это все ложь. Наглая ложь.
Потом она отняла руки от лица, уперлась взглядом в Михайлова и истерично закричала.
– Ты просто сволочь! Ты монстр! Жестокая и мерзкая дрянь! Все вы мужики неблагодарные твари. И я убедилась в это в очередной раз!
Михайлов громко рассмеялся.
– Вот видите, мадам, 1:0 в вашу пользу! А я тебя честно предупредил в нашу первую встречу, что я гад и подлец. Но ты не хотела этого слышать. Ты слышала только себя. Ты всегда слушала только себя и продолжаешь это делать с завидным упорством. С чем и поздравляю! И да! Именно благодарности ты ждала от меня и требовала отдачи снова и снова. А ты не пробовала что-то сделать для меня просто так, без ожидания награды за свою помощь и доброту? И вообще, разве я просил тебя о помощи? Может стоит помогать другим только тогда, когда они тебя об этом попросят?
Сидя на стуле Оля, застыла в ужасе. Резкие и оскорбительные слова Михайлова наотмашь стегали по лицу снова и снова. Было больно, но слез почему-то не было. Только острая ненависть к бывшему любовнику заполняла все ее существо.
Между тем Михайлов демонстративно закурил вновь, прислонился спиной к стене и спросил совсем другим тоном:
– Оля, а что ты знаешь обо мне? Ты знаешь, что у меня два высших образования и что я когда-то имел свой довольно успешный бизнес? Тебя ведь никогда не интересовал именно я. Я как человек, как личность. Тебя вполне удовлетворила банальная история моей жизни. Мол, был женат, начал пить, и стерва жена выбросила меня на улицу из моего же собственного дома и запретила видеться с детьми. За два года, что мы прожили вместе ты ни разу, слышишь, ни разу не поинтересовалась их именами. Ты не спросила живы ли мои родители и что послужило толчком к тому, что я оказался на улице. Тебе это было просто не интересно и моими проблемами ты, само благородство и благодетельница, не хотела себя отягощать. Тебя волновали только твои проблемы. Твоя расчетливость и мнение других людей о тебе – вот что было важно для тебя.
Михайлов отошел от стены и опять сел напротив Оли.
– Я, к сожалению, привязался к твоим детям. Ты видела, что мы быстро нашли общий язык. Мне нравится Юля за ее ум и желание познавать новое. Денис – живой и жизнерадостный мальчик, который может стать кем захочет. Но своим воспитанием и раздутым перфекционизмом ты уродуешь и подавляешь своих детей. Мне жаль их очень. И мне кажется, что, оставляя их, я их предаю, как предал когда-то своих, – Андрей тяжело вздохнул и какое-то время сидел молча, гладя куда-то поверх Олиной головы. Затем опять перевел взгляд на Скворцову и задумчиво добавил: – Вы, сударыня, все и всех хотите держать под контролем и забываете, что я и ваши дети рождены свободными. Мы имеем право жить так как хотим. Ты, Оля, сама не живешь нормально и другим не даешь. Ты душишь всех в своих объятиях, считая, что так проявляешь свою любовь. Но это не объятия, это мощные тиски, которые не дают дышать. Вот и твой
