Шрифт:
Закладка:
Таким решением закончилось и это совещание.
Но события нарастали с ураганной быстротой. После некоторого затишья снова замигали вспышки и задрожала земля. Теперь уже гремело повсюду: и перед городом, и за городом. Между берегами разгорелась артиллерийская дуэль, на железной дороге и аэродромах усилилась бомбардировка. Где-то поблизости сквозь грохот пушек прорывался рев танков. Создавалось впечатление, что Запорожье окружают.
К Морозову снова, без вызова, стали собираться руководители цехов. Кабинет быстро заполнялся. Но сейчас уже никто не поднимал дискуссий. Каждый заходил тихонько и, спросив разрешения, садился и ждал.
Морозов кивком головы разрешал входить и продолжал что-то озабоченно вычерчивать на листе бумаги.
На этот раз он сидел уже не за своим рабочим столом, а за длинным, служившим для проведения различных оперативных совещаний. Напротив него подсчитывал что-то с карандашом в руке Жадан. Временами они целиком углублялись в эти подсчеты, будто уточняли перед очередной оперативкой, как лучше разместить в цехах новый государственный заказ.
На пороге остановился возбужденный Шафорост.
— Уже с Кичкаса бьют.
— Слышу, — не поднимая головы, промолвил Морозов.
Почти одновременно протиснулись в дверь два посыльных с выставленных за цехами постов.
— По Шлюзовой палят, Степан Лукьянович!
— И по Карантиновке тоже!
— Слышу, — неохотно, словно ему надоели эти сообщения, кивнул обоим Морозов.
И наконец, совсем перепуганный, прибежал начальник АТС.
— Немцы, Степан Лукьянович! Немцы!..
Морозов снял очки и взглянул на него.
— У вас неточные данные. Гитлер бросил сюда не только свои, но и румынские части.
И, снова надев очки, подумал: «Но, может, это и к лучшему для нас».
Внезапно со стороны Хортицы раздался небывалый по силе взрыв.
Резко тряхнуло здание. Треснул потолок, где-то зазвенело стекло. Вскоре разведка сообщила, что мост, соединяющий город с Хортицей, взорван и что Хортицу наши сдали.
Морозов поднялся. Какое-то мгновение он стоял над столом гневный и возбужденный. Потом нервно прошелся по кабинету.
Среди присутствующих пронесся тревожный шепот: ведь Морозов заверял, что Хортицу не сдадут!
Но в эту минуту сообщили нечто еще более страшное:
— Алюминиевый загорелся!
Охваченные тревогой, все вскочили с мест. Хотя было неизвестно, отчего загорелся завод — свои подожгли или от снарядов, — но сам факт пожара на соседнем заводе свидетельствовал о близости общей катастрофы.
Морозов машинально потянулся к телефону, но, сообразив, что межзаводская телефонная связь давно прервана, с досадой крякнул и, впервые с того времени, когда в кабинет набились люди, предложил:
— Садитесь, товарищи.
Снова присели, хотя никому уже не сиделось. А Морозов, как и всегда, когда что-то осуждал, иронически прищурил глаз и повернулся к Жадану.
— Неужто так быстро струсил? — намекнул он на директора Алюминиевого завода, который только недавно, с час назад, клялся, что ляжет костьми, а завода не оставит.
Послали разведку проверить причину пожара. Но не успела разведка вернуться, как сообщили, что загорелся Завод ферросплавов. И уже совсем ошеломляюще прозвучали взрывы на Сталеплавильном заводе.
Шафорост дерзко подступил к Морозову:
— Ну, а дальше что?!
Вслед за Шафоростом встали все. Встал и Морозов. Вернулся на свое директорское место, с силой уперся руками в стол. Под очками сверкнули недобрые огоньки, губы побелели.
— Кому позволено нарушать приказ командования? — Он произнес это негромко, без нажима, но все вздрогнули, словно бы Морозов крикнул во все горло. — Кому не ясно, что завод мы сейчас не оставим? — Он смотрел уже не на Шафороста, а на всех. — Ясно? Тогда садитесь.
И снова сели. И Надежда вдруг увидела, как этот неказистый и нерешительный человек, каким он ей совсем недавно показался, вдруг преобразился, как бы вырос над всеми и своей непреклонностью как будто сгреб всех в пригоршню.
Где был до сих пор Стороженко, неизвестно, но он ворвался в кабинет в тот момент, когда гнев Морозова уже разрядился, и это спасло его. Еще до совещания Стороженко умолял Морозова о разрешении выехать с документацией отдела кадров. Он домогался этого, будучи в таком паническом состоянии, что Морозов едва не отстранил его от должности начальника. А сейчас Стороженко, протиснувшись к Морозову, стоял перед ним весь в поту и от неудержимой дрожи не мог произнести ни слова.
Морозова это рассмешило.
— Выпейте воды, Стороженко.
Тот, не уловив иронии, схватил графин и дрожащими руками стал наливать в стакан, не замечая, что держит стакан вверх дном. Это рассмешило уже и всех остальных.
— А теперь позовите вашего заместителя, — велел Морозов.
— Есть, позвать, — чуть слышно пролепетал тот и неуклюже повернулся.
Раньше, выходя от начальства, Стороженко всегда поворачивался молодцевато, с военной четкостью, громко выстукивая каблуками, и печатал шаг. А сейчас куда и девалась его былая выправка! Деревянная кобура маузера болталась где-то сзади, а под карабином причудливым горбом надулся на спине плащ.
Спотыкаясь, он вышел на крыльцо, даже не сообразив, для чего ему велели разыскать заместителя. А когда понял, сгорбился еще пуще.
Надежда не видела, когда Стороженко вошел к Морозову. Она как раз выскочила проверить охрану и не знала, что произошло без нее в кабинете. Но, возвращаясь, столкнулась с ним лицом к лицу. Вся его сгорбленная фигура выдавала невероятную растерянность, и это делало грозного когда-то кадровика жалким и гадким.
Надежда невзлюбила его с первой встречи. Много он принес ей неприятностей. Но когда после отправки эшелонов с женщинами и детьми стало известно, что машину, предназначенную для перевозки их к эшелону, угнал именно он, Стороженко, а дама, восседавшая в вагоне с собакой, была его женой, — возненавидела этого стража порядка.
Стороженко, выскочив на крыльцо, с перепугу даже не узнал Надежду. В этот момент за Капустной балкой через заводскую территорию интенсивно била наша тяжелая батарея, в ответ ей полетели, тоже через завод, немецкие снаряды. Стороженко при свисте каждого закрывался плащом и приседал.
Но вот уже и во дворе за цехом разорвалось два снаряда сразу. Стороженко сначала упал, потом быстро, ужом, переполз к цеху, а затем, поднявшись, что было силы бросился к машине.
Надежда инстинктивно метнулась за ним. Но, как быстро она ни бежала, все же не успела, Стороженко вскочил в кабину, и машина тронулась.
Вслед за его машиной сразу же заревели моторы всей автоколонны. Движение колонны, в свою очередь, показалось начальнику эшелона неопровержимым сигналом к отправке — и эшелон тоже немедленно двинулся.
Какое-то время машину Стороженка, пытавшуюся вырваться вперед, оттирали с дороги, она шла медленно, и Надежда погналась за ней.
— Стой! — кричала она вдогонку. — Стой, стрелять буду! — И впервые в жизни, сама не зная куда, выстрелила.
Но остановить никого
