не могут, а на тех, что я им построил, установлены элемийские ИскИны. Должны же они себя как-то реабилитировать, да и теперь они такие же полноправные обитатели нашей Галактики, как и все они. – Я махнул рукой куда-то в сторону, желая указать на инопланетный флот.

Туров скрестил руки на груди и сделал вид, что обиделся. А я, хмыкнув, повернулся к Лукашевичу:

– Господин адмирал, астероиды оснащены релятивистским двигателем и щитами, так что мы можем их использовать как носители. Думаю, мы сможем посадить некоторое количество кораблей наших друзей на поверхность астероидов.

* * *

Три месяца полета внутрь системы Элем пролетели, как один день. Большинство людей начало маяться от безделья из-за несменных пейзажей снаружи, а также ограниченного пространства своих кораблей. Хотя пейзажи были просто фантастические при движении в половину скорости света, особенно разделение Вселенной на красную позади и синюю впереди. Но три месяца – это долгий срок в замкнутом пространстве с одними и теми же людьми. Можно было долететь и быстрее, но ограничение ускорения шесть “g” для наших организмов никуда не денешь, да и разгоняться приходилось с перерывами, чтобы дать людям, и не только людям, отдохнуть.

Но наконец мы достигли конечного пункта, флот затормозил на расстоянии ста астрономических единиц от цели. Носители разгрузились и остались на месте, а флот выстроился сплошным фронтом и начал восьмисуточный разгон к центру системы. Никто не знал возможностей Эомера, и этот срок оказался еще мучительнее, так как все ожидали удара в любой момент. Но судя из данных зондов, которыми заранее насытили систему, пространство до самой звезды было чистым. Да и сто тринадцатый был уничтожен на расстоянии пять астрономических единиц. Именно таким мы установили рубеж начала активной фазы сопротивление Эомера.

Аналитики пришли к выводу, что эта звездная машина тратит очень много энергии для поддержания барьера, а значит, есть ненулевой шанс продавить оборону, так как пока все воздействия, которые мы наблюдали, несли энергетическую природу. Звезда, конечно, очень мощный источник энергии, особенно на таком расстоянии, на котором находится чаша, но не бесконечный. Если говорить простыми словами, то мы надеялись одолеть Эомера числом, и это был не безнадежный план.

Дело в том, что такая звездная машина, как двигатель Шкадова, априори очень хрупкая конструкция. Чаша должна быть довольно тонкой, а значит, ее можно повредить незначительным воздействием. К тому же такая чаша находится в очень тонком балансе между притяжением звезды и давлением ее излучения. И стоит только слегка нарушить этот баланс в пользу гравитации, например пробить дыру в чаше, тем самым снизив площадь давления, как все это сооружение само рухнет на звезду.

По расчетам, флот должен набрать немыслимую для кораблей с плазменным двигателем скорость – больше сорока тысяч километров в секунду. Это обусловлено тем, что мы жгли все топливо, не оставляя на торможение. А когда пролет будет завершен, то ловить корабли будут «Звездные странники». Как раз сейчас они совершают маневр для перелета на другую сторону системы.

Но из-за того, что скорость будет такой большой, траектория полета проходила по касательной к чаше, так как ни один корабль не успеет отвернуть, если двигаться прямо к центру. И финальный путь перед залпом будет проходить со стороны чаши, а не открытой звезды, потому что залп будет осуществляться с дистанции три с половиной миллионов километров. Будет очень жарко, уже не говоря о радиации, а так чаша частично прикроет от излучения звезды. Именно такое расстояние сможет преодолеть торпеда за полторы-две минуты, сгустки плазмы и снаряды тоже. Да и оружие наших новых союзников имело схожие характеристики.

На протяжении шести дней сближения так ничего и не произошло. Штаб флота собрался в центре планирования операций, оборудованном на флагмане «Скоморох», чтобы попытаться прощупать оборону противника. Удобнее было бы управлять флотом из виртуальной среды, но в угоду нашим союзникам все командование осуществлялось из реального мира, но трансляция в виртуальный присутствовала, для тех же элемийцев и членов экипажей кораблей.

В центре зала как обычно светилась тактическая схема, а у стен цилиндрического помещения находились виртуальные проекции постов различных служб. Со всех сторон были слышны тихие разговоры экипажа и такие же тихие и редкие сигналы оповещения с постов. Старшие офицеры штаба, куда входил и я, стояли с противоположной стороны от Лукашевича, который сейчас командовал флотом. Против его кандидатуры как командующего флотом никто не возражал, так как он самый опытный из всех присутствующих флотоводцев.

– Внимание флоту! – приказал Лукашевич. – Прекратить разгон и заглушить двигатели. – Он вызвал перед собой меню управления и с помощью него продублировал приказ.

Через несколько секунд маркеры на схеме, обозначающие корабли флота, обзавелись дополнительными значками, говорившими о заглушенных двигателях. Представители иных цивилизаций находились здесь же и, слушая Лукашевича, передавали приказы на свои корабли.

С поста контроля прокричали:

– Флот прекратил разгон и запрашивает дальнейших инструкций.

– Эскадрам с десятой по пятнадцатую выйти вперед. Дистанция пятьдесят километров. По готовности совершить полный торпедный залп.

Лукашевич продублировал свой приказ указанием на схеме, и через мгновение от флота отделилось пятьдесят маркеров, каждый из которых соответствовал торпедному фрегату. Капитаны фрегатов завершили маневр, и еще минута понадобилась для выбрасывания наружу по десять торпед с каждого корабля. А затем от этой группы фрегатов отделилось облако точек, над которым появилась выноска, оповещающая о классе торпед, их скорости и запасе хода.

Торпеды продолжали набирать скорость, все дальше отдаляясь от флота, но через две минуты они исчерпали свое топливо и продолжили двигаться по инерции. У них еще оставалось топливо для маневровых двигателей, но промахнуться по огромной конструкции, перекрывающей светило – это нужно постараться. Следующие часы показались вечностью, все наблюдали, как торпеды, двигающиеся с огромной скоростью, фактически ползли к своей цели. Но чем ближе они подходили к рубежу пять астрономических единиц, тем сильнее нарастала тревога.

До рубежа оставались считаные десятки тысяч километров. В центре царила тишина, казалось даже, что никто не дышал. Наконец торпеды прошли условную границу, но ничего не происходило, и я обратил внимание, как многие стали переглядываться, выражая то ли радость, то ли недоумение. В этот момент прозвучал предупредительный сигнал, а на схеме начала твориться какая-то вакханалия. Вектор скорости торпед вдруг стал поворачивать в сторону, указывая, что торпеды отклоняются от курса, хотя телеметрия самих торпед показывала, что они все еще движутся по заданной траектории.

– Что происходит? – спросил адмирал Коротков, выразив общее замешательство.

Я смотрел на движение линии траектории полета торпед, которая все больше уходила в сторону, пытаясь обогнуть чашу звездного двигателя, и в этот момент меня посетила интересная и одновременно страшная догадка.

– Визуальное наблюдение! – крикнул я в пространство.

Рядом возникло окно, в котором транслировалась картинка с телескопов «Скомороха». Дистанция приличная, поэтому разглядеть сами торпеды, которые к тому же были специально изготовлены для затруднения их визуального обнаружения, практически невозможно. Телескопы навелись на ту область пространства, где сейчас находились торпеды, что меня вполне устраивало. Вопреки ожиданиям, ничего необычного я не увидел, – тускло горело центральное светило, прикрытое чашей, и миллиарды огоньков звезд.

– Визуальное наблюдение с этого направления. – Я ткнул пальцем в пространство и провел линию.

ИскИн «Скомороха» нашел подходящий зонд, находящийся с того ракурса, который я указал, и вывел изображение с него. Но и здесь не было ничего примечательно. Еще пять раз я менял точку наблюдения, пока не увидел расплывчатый полумесяц, который искажал свет от звезд, находящихся позади него.

– Что скажете? – спросил я, обращаясь ко всем сразу.

Лукашевич перетянул изображение к себе, увеличил его, а затем движением руки бросил на тактическую схему. На ней сразу же появилась окрашенная сплошным цветом структура невнятной формы, в которой сейчас и находились торпеды. Он покрутил ее руками, рассматривая со всех сторон, а затем заявил:

– Очень похоже на гравитационное линзирование. Там, – он ткнул пальцем в кляксу на схеме, – либо большая масса, либо локальное искривленное пространство, но так как вычислители торпед ничего нам не говорят об изменении вектора гравитации, то я склоняюсь ко второму варианту.