Шрифт:
Закладка:
Прицеливаясь аккурат в европейскую часть России, Лев взмолился: «Пожалуйста, хоть бы в Москву».
Но то ли проблемы с меткостью, то ли подвёл замах: сделав небольшую дугу в воздухе, дротик накренился вниз и пошёл в сторону, врезался в нижнюю часть необъятной родины и, падая на пол, зацепил за собой приличный кусок бумаги, оторвавшийся от карты.
Лев метнулся к стене, посмотреть, где иголка оставила точку. Врезавшись в букву «р» в слове «Карасук» дротик разорвал название города на две части. Лев провел от него пальцем, пытаясь понять, к какой области относится это поселение со странным названием. Миновав Кочки, Ордынское и Красный Яр, он упёрся взглядом в крупные буквы – «НОВОСИБИРСК».
«Вот чёрт, - Лев растерянно посмотрел на дротики в своей руке. – Может, перекинуть?»
Он перекинул (снова целясь в Москву), попал в Якутию и, вздохнув, смирился: Новосибирск так Новосибирск.
До конца одиннадцатого класса Лев больше не посещал дополнительных занятий по биологии и химии (потому что не хотел лишний раз нервировать и себя, и Якова), готовился самостоятельно, по учебникам. Конечно, они неизбежно пересекались с Власовским на уроках, но ни разу не заговаривали, а увидев друг друга в разных концах школьного коридора, каждый из них разворачивался в обратную сторону. Лев с насмешкой вспоминал, как сказал Якову: «Удивительно, в какую гадость иногда превращается первая любовь», ещё не зная, что эта фраза идеально опишет их историю.
Катя была в курсе, по какому принципу Лев выбрал будущую специальность и город, и проела ему мозги своими нравоучениями, мол, «так же не делается!».
- Если ты хотел попасть в Москву, значит, и надо было ехать в Москву, – сетовала она.
- О, что я слышу? – иронизировал Лев. – Нотации от человека, который выбрал гостиничное дело?
- А что плохого в гостиничном деле? – обиделась Катя.
- Звучит как какая-то хрень для тех, кому больше нечем заняться.
- То есть, хотеть заниматься литературой, а поступать в медицину, по-твоему, умнее?
- Ещё как, - искренне ответил Лев. – Это продуманно.
- Тебе это хоть чуть-чуть нравится? – с надеждой спросила Катя.
Лев много об этом думал и ответил вполне честно:
- Я не фанат всей этой биологии, но мне нравится, когда люди умирают, а я их спасаю.
Катя глянула на него исподлобья:
- Если кто-нибудь ещё задаст тебе такой вопрос, скажи, что любишь помогать людям. Про любовь к чужим смертям – не надо.
- Да я не к тому, что люблю чужие смерти! – оправдывался Лев. – Просто это… Адреналин. Такой приятный азарт.
В июне он сдал школьные экзамены (весьма средненько – все силы ушли на самостоятельное постижение химии), на выпускной не пошёл, забрал аттестат на следующий день у завуча. В июле начинались вступительные в ВУЗах, а значит, пора было валить – до того, как отец опомнится со своей академией. Он, конечно, и так постоянно напоминал («Физику учишь? А с математикой как?»), но в последний месяц решил заняться сыном вплотную: разводил бурную физкультурную деятельность, посчитав, что Лев «недостаточно физически подготовлен». Лев ходил с папой на спортивные площадки и в тренажерный зал, делая вид, что всерьёз настроен придерживаться отцовского плана. Так было проще – чем покладистей он становился, тем меньше ему мешали.
Оставшись дома один, Лев перетряс свою спортивную сумку – небольшую, цилиндрической формы, отец купил её специально для тренировок. Выложив кроссовки и форму, Лев сложил внутрь только самые необходимые вещи, блокнот со стихами и документы. Бита не влезла — придётся нести в руках.
Затем прошел в комнату родителей, открыл выдвижной ящик маминой тумбочки и раскопал под одеждой банку из-под печенья. Отсчитав нужную сумму, он приложил к оставленным деньгам записку, аккуратно убрал банку обратно и задвинул ящик.
Записку написал заранее, вот такую:
«Мама, я взял у тебя деньги на билет. Я подумал, что имею право. Обещаю, это последнее, что я у тебя взял. Когда я заработаю сам, я тебе их верну. Я не написал, где я, потому что не хочу, чтобы вы меня искали. Извини»
На рассвете он проснулся без будильника. Сначала планировал вообще не спать, но стресс и усталость взяли своё, и на пару часов он отключился.
Спортивная сумка лежала под кроватью. Бесшумно одевшись, он вытащил её вместе с подготовленными кедами и битой, обулся, ещё раз перепроверил документы. Входную дверь в коридоре предусмотрительно открыл с вечера, чтобы не звякать посреди ночи ключами.
Но, прежде чем выскользнуть в коридор, Лев посмотрел на сестру.
Пелагея лежала, с головой завернувшись в одеяло, торчали только растрёпанные пшеничные волосы, раскиданные по подушке.
Присев возле кровати, он шёпотом позвал её. Та сразу вынырнула из-под одеяла, будто и не спала.
- Я уезжаю в другой город, - сообщил Лев.
- Куда? – шепотом спросила Пелагея. – Насовсем? Почему?
- Не могу сказать куда. Но насовсем.
- Почему? – она непонимающе хлопала глазами.
- Мне нужно вырваться отсюда.
- Почему?
- Я гей.
Сестра, будто обрадовавшись этому, спросила:
- У тебя есть парень? Ты едешь к нему?
- Нет. Я просто уезжаю. Буду поступать на врача. Скажи родителям, что я уехал, а не пропал, и пускай не пытаются найти.
- Ты оставишь новый адрес?
- Я сам не знаю, где буду жить… Давай я тебе письмо напишу, когда размещусь. Укажу на нём адрес, – пообещал Лев. – Только его должна будешь получить именно ты.
Пелагея растянула губы в улыбке.
- Я буду его постоянно выслеживать!
- Это только через пару месяцев, наверное… Ну, всё, спи, рано еще.
Пелагея снова юркнула под одеяло. Лев поцеловал её напоследок.
- Не скучай.
Хлесткая злость на отца, на военную академию, на закостенелые взгляды и средневековые порядки, на всё, из-за чего приходилось теперь бежать, как преступнику, обожгла Льва. Он повесил сумку через плечо и, бесшумно открыв дверь, скользнул в коридор. Выходя в парадную, заметил, что Пелагея вскочила и, высунув личико из комнаты, смотрит ему в след. Но нельзя было мешкать. Если бы он задержал на ней взгляд, если бы он увидел, как она плачет, то, наверное, не уехал бы.
Через панорамные окна аэропорта Лев смотрел на блестящий, вымытый
