Шрифт:
Закладка:
Мы – дрожащие твари, а она – всесильна. Она, то есть Божья десница, которая над всеми нами занесена и пред которой не хотят склонять головы только одни кретины и проходимцы. Он непостижим уму, а следовательно, Он есть.
Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный».
11.12. «Преступление и наказание»
Три года назад, в январе 2018 года, меня пригласили в Павию поговорить о переводе в колледже Борромео. Я рано вышел из дому, было шесть утра, и, пока ехал на велосипеде на болонский вокзал, я думал о том, что для меня, начавшего изучать русский язык после того, как я проработал полтора года в Алжире, в горах Малого Атласа, и год с небольшим в Багдаде, в разгар ирано-иракской войны, изучение русского языка стало несравнимо бо́льшим приключением, чем горы Малого Атласа и ирано-иракская война, – это было нечто такое, что изменило мою походку, жесты, сон и образ мыслей, изменило то, как я общаюсь, читаю, ем, фантазирую, просто сижу, смеюсь, плачу, вздыхаю, отчаиваюсь, прошу прощения, злюсь, сосредотачиваюсь, сплю, просыпаюсь, смотрю на предметы вокруг, езжу на автобусе, разговариваю, молчу, думаю, терплю, и, если бы этого в моей жизни не было, неизвестно, где бы я оказался. А началось все в 1977 году, в крошечной комнатушке нашего дома в Базиликанове, в провинции Парма, когда однажды я открыл какую-то дедушкину книгу без обложки и, не зная ни автора, ни названия, начал читать и вдруг понял, что не могу оторваться, и, когда стал расспрашивать маму, она сказала, что ей эта книга тоже нравится, что написал ее русский писатель Достоевский, а называется она «Преступление и наказание».
11.13. Кто главный в загробном мире
Кстати, о маме. Поймал себя на мысли, что, когда умер отец, у меня было чувство, будто небо упало мне на голову, а когда несколько дней назад умерла мама, я вспомнил, как Бродский говорил, что жизнь коротка и печальна, и все мы знаем, чем она кончается. Но об этом я, кажется, уже упоминал.
Мы все словно подписали кабальный контракт с условным Стелловским.
А может, Стелловский и есть главный в загробном мире.
Если это так, то все очень печально. Единственный, кого это порадовало бы, – Антонио Пеннакки: ему Стелловский нравился.
11.14. Опять
Я ни разу не перечитывал «Преступление и наказание» с 1977 года до того момента, когда засел за этот роман в 2019 году.
Я боялся.
Мне казалось, что, если роман мне не понравится, то это поставит под сомнение всю мою жизнь.
И когда у меня родился замысел книги, которую вы держите сейчас в руках, я перечитал «Преступление и наказание» и подумал, что ничего не изменилось: рана по-прежнему кровоточит.
Более того, в этот раз роман понравился мне даже больше, чем раньше.
И еще я на многое взглянул по-новому. Например, увидел, что некоторые сцены в «Преступлении и наказании» напоминают «Сияние» Стенли Кубрика, только у Достоевского красивее.
В этой связи мне вспоминается директор книжного магазина в Кампобассо[65] и мои знакомые, которые работали в издательском деле и тоже писали книги.
11.15. Директор книжного магазина в Кампобассо
Последняя книга, которую я опубликовал перед началом работы над этим романом, называется «Che dispiacere» («Какая жалость»). Это детектив, написанный от третьего лица.
До этого я всегда писал книги от первого лица, и все они, особенно ранние, изданные в период расцвета криминальной литературы, были очень далеки от детективного жанра.
Перечитав пару страниц одного из моих романов, я убедился, что к криминальной литературе он не имеет никакого отношения.
И это хорошо.
Потому что к детективам и, так сказать, к криминальным бестселлерам я всегда относился с предубеждением, которое, возможно, объяснялось тем, что, когда я еще в семидесятые годы начал заходить в книжные магазины, детективы там были редкостью: обычно они продавались в газетных киосках, и до начала этого столетия мне нравилось думать, что я из тех книголюбов, которые такое чтиво даже в руки не возьмут, а «Преступление и наказание» детективом я не считал.
Позднее, году примерно в 2000-м или 2001-м, меня пригласили презентовать одну из своих книг в Кампобассо, где я познакомился с очень симпатичным директором книжного магазина, которого очень раздражало (как отчасти и меня), что после выхода романа «Имя Розы» популярность детективной литературы стала зашкаливать, и большинство покупателей, заходивших в его книжный, спрашивало детективы.
И вот однажды, когда очередной покупатель попросил его посоветовать хороший детектив, этот директор книжного магазина в Кампобассо предложил купить «Преступление и наказание».
И именно там, в Кампобассо, в 2000 или 2001 году, я осознал, что Достоевский, никогда не писавший криминальных бестселлеров, преспокойно использовал элементы детектива, и что, читая «Преступление и наказание», я хотел поскорее узнать, арестуют ли Раскольникова за убийство старухи и ее сестры, а когда читал «Братьев Карамазовых», мне не давал покоя вопрос, кто же убил Карамазова-старшего. Директор книжного магазина был прав, у Достоевского есть книги, написанные фактически как детективы, и тем не менее они мне нравились; в итоге пришлось признать, что, несмотря на все мои предубеждения, читать детективные истории мне было интересно, а уверенность в том, что детективы-бестселлеры – это обязательно низкопробная литература, появилась у меня не от большого ума, и именно там, в Кампобассо, в 2000 или 2001 году я начал читать детективы, а в конце концов и сам написал детектив. Кто бы мог подумать?!
11.16. Среди моих знакомых
Странные мысли приходили мне в голову, когда я работал над этой книгой.
Однажды в воскресенье, перечитывая роман «Идиот», я сказал: «Подумать только, я по работе читаю „Идиота“! Если бы в двадцать лет мне такое сказали, я, наверное, запрыгал бы от радости и был бы на седьмом небе».
С возрастом я все чаще замечаю за собой одну черту, о которой раньше даже не подозревал: когда я был помоложе, слушая, о чем говорят люди, я часто раздражался, и мне казалось, что виноваты в этом сами люди, что они неправы и должны вести себя иначе, но теперь я думаю, что дело во мне, в моем духе противоречия.
Перечитывая сегодня «Преступление и наказание», «Идиота», «Бесов» и «Братьев Карамазовых», я получаю несравнимо большее удовольствие, чем когда читал их в первый раз. И мой дух противоречия имеет к этому прямое отношение.
Объясню свою мысль. В последнее время с