мы сидим здесь, рядом с нами мерцает огонь, я чувствую что-то холодное на тыльной стороне ладони. А затем, мгновение спустя, еще одно и еще, пока я не поднимаю глаза и не понимаю, что начал тихо идти снег.

— О, боже. — Я смеюсь, прикрывая рот рукой. — Только я могу решиться на поход, и пошел бы снег.

— Это неидеально, — соглашается Иван со смехом. — Но это не самое худшее. И огонь теплый.

— Это… красиво, на самом деле. — Я не задумываясь придвигаюсь к нему, наклоняясь к теплу его тела, когда он наклоняется вперед, чтобы подбросить немного дров в огонь. Он вспыхивает, посылая несколько искр на землю, освещая медленно плывущие снежинки, мерцающие в воздухе.

Я знаю, что это, вероятно, даже не прилипнет. Утром все свидетельства этого исчезнут. Но каким-то образом это делает момент еще более волшебным. Его мимолетность, тот факт, что он здесь и сейчас, для нас, заставляет меня чувствовать что-то настолько опасно близкое к эмоции, которую я не должна называть, что я пытаюсь резко оттолкнуть ее.

Но я не могу. Ночь прекрасна, а момент романтичен, и я никогда не испытывала ничего подобного ни с кем другим. Я не могу удержаться от того, чтобы протянуть руку, провести пальцами по тыльной стороне ладони Ивана и вставить их между его, и я чувствую, как он напрягается рядом со мной, колеблясь, прежде чем его пальцы сомкнутся вокруг моих.

Мое сердце сильно бьется в груди, и я чувствую себя немного задыхающейся, просто от этого маленького прикосновения. Мы будем спать рядом друг с другом, здесь, в этой мирной тишине, настолько изолированными, что кажется, будто все, что здесь происходит, не реально.

И это опасное, очень опасное чувство.

— Я знаю, что буду рада, когда вернусь в город, — тихо говорю я, думая обо всем том, что будет в Вегасе, чего я пропустила. — Но сейчас — это действительно здорово.

— Так и есть. — Пальцы Ивана все еще сжимают мои. — И мне еще предстоит произвести на тебя впечатление своими кулинарными навыками на открытом воздухе.

— Это впечатляет. — Я позволяю ему убрать свою руку от моей, когда он тянется за термопакетом с едой, в комплекте с сковородой-гриль, предназначенной для использования на костре. — Подожди, ты и вправду собираешься приготовить мне стейк? Это совсем не похоже на то умение, которым должен обладать человек с Aston Martin. Разве тебе не полагается иметь повара, который все это делает за тебя?

— На самом деле, нет. — Говорит Иван с ухмылкой. — Честно говоря, я большую часть времени жил за счет еды на вынос. Но иногда, когда я решал, что хочу еду, которая не продается в пенопластовом контейнере, я научился готовить ее сам.

— Я уже впечатлена. — Я не могу сдержать улыбку на своем лице. Я старалась не улыбаться ему всю поездку, не показывать, что мне нравится его общество, но сейчас, в этой обстановке, я ничего не могу с собой поделать. Я знаю, что он делает все это для меня. Что все это для того, чтобы сделать меня счастливой, в то время как Иван просто пробирался бы в следующий город, а потом еще в следующий, пока усталость не одолела бы его.

— Я взял только пару специй. Это не сравнится с тем, что я мог бы приготовить для тебя дома. Но это будет лучше того, что мы ели в дороге до сих пор. — Иван тянется за небольшой емкостью с какой-то приправой для стейков, посыпает ею мясо, и от запаха потрескивающего масла и измельченного чеснока, который он туда положил, у меня текут слюнки.

— Уверена, в твоем пентхаусе в Чикаго полно всех известных человеку специй, приправ и кухонных принадлежностей, — поддразниваю я.

Рука Ивана замирает на сковороде, и я вижу, как его челюсть внезапно напрягается. Это не та реакция, которую я ожидала, и я с любопытством смотрю на него.

— Я что-то не так сказала?

Иван качает головой.

— Я просто… есть место, куда я хотел бы тебя отвести, Шарлотта. С самого начала. — Он смотрит на сковороду, бросая в нее мясо, не глядя на меня. — Я хотел бы сказать тебе, кто я, позволить тебе самой принять решение, и в то же время я рад, что не сказал, потому что ты бы сбежала, как только услышала первые несколько слов. Я бы никогда не смог поделиться с тобой ничем из того, что я сделал. Это то, чего я никогда раньше не испытывал. — Его челюсть сжимается еще сильнее, мышца там подергивается. — Сожаление, и в то же время, ни капли сожаления, даже если бы я должен был сожалеть.

— О чем ты? — Я потираю ладони о джинсы, чувствуя, что мои руки вспотели, несмотря на прохладу вечера. — Братва? — Мне не хочется признавать, что он прав. Если бы он сказал мне правду о том, кто он с самого начала, я бы никогда не дала ему шанса. Я бы сбежала и списала его со счетов, как увернутую пулю. И я бы упустила… Его, пробуждающего во мне чувства, о которых я и не подозревала, что они возможны в ту ночь в «Маскараде». Я бы упустила смех на кухне, пока он чистил яблоки. Прогулку по саду, пока мы их собирали. Его, целующего меня на моем диване под фоновую музыку Beetlejuice. Из-за того, чтобы в очередной раз, почувствовать, что быть собой достаточно. Как будто я не скучная, или меня просто терпят, или я слишком простая для того, чтобы кто-то интересный хотел меня.

Иван заставил меня почувствовать, на то короткое время, что я была всем, что он мог хотеть от женщины. И он продолжает настаивать, что это было по-настоящему. Что из всей лжи и обмана, то, что он чувствовал ко мне, было единственной правдой. Причиной всей лжи в первую очередь.

Я не знаю, как позволить себе уложить это в голове. Потому что, если это правда⁠… Как я просто уйду от мужчины, который чувствует ко мне такие чувства? Который именно то, чего я хотела, за исключением той части, где он не мог сказать мне, кем он был на самом деле.

Но если бы он это сделал, я бы никогда не узнала.

У меня от этого болит голова. Иван замолчал, по-видимому, осознавая борьбу, которую я переживаю в своей собственной голове. Он переворачивает мясо, затем смотрит на меня.

— Не Братва, — тихо говорит он. — Я же тебе обо всем этом рассказывал. Но… — Он тяжело сглатывает, снимает сковороду с огня и