Шрифт:
Закладка:
Хотя, когда у меня вообще есть время для слабости?
Неожиданно замечаю стоящую неподалёку картонную фигуру с моим изображением. С губ срывается смешок. Сомневаюсь, что Яна заказала её от большой любви и тоски по мне. Скорее, поверю, что она была создана для самых неприятных манипуляций.
Я прохожу на кухню. И пока завариваю чай, и сервирую приборы на поднос, в гостиную входит Яна с аптечкой в руках. Она аккуратно ставит её на диван и замирает, заметив картонную фигуру, стоящую у стены. Похоже, она только сейчас вспомнила о её существовании.
– Это ты готовишься к вашему славянскому празднику с сжиганием фигуры? – усмехаюсь я, разряжая обстановку.
– Масленица называется. И сжигают там чучело, а не картонные копии самовлюблённых мужчин. И происходит это не на Новый год, а в конце зимы, – парирует она уверенно. – Это Аврора вместо вас выполнила ваше обещание. Можете быть ей благодарны.
Тонко, очень тонко.
Чувство вины лишь обостряется от осознания, что моё отсутствие её задело. Необходимо срочно перед ней объясниться, но для начала я хочу поговорить о том, ради чего прилетел.
– Яна, я понимаю, что заслужил твоё недоверие, – начинаю я и тут же встречаюсь с её неодобрительным взглядом. – Но я действительно…
– Не утруждайтесь так, Янис, – холодно перебивает она, направляясь к кухне. – Я давно перестала придавать значение обещаниям мужчин, которые появляются и исчезают, когда им заблагорассудится. И от вас я не ждала ничего исключительного. Вы в этом плане не удивили.
Хлёстко бьёт словами.
Она подходит к барной стойке, берёт вазу с печеньями и хочет развернуться и уйти, но я, не удержавшись, ловлю её за талию и притягиваю к себе.
– Ты права. В твоей картине мира я низкосортный мужчина, который исчезает, нарушает обещания и ничего к тебе не испытывает. Но это только в твоей картине мира. В моей всё иначе.
– И красиво говорить умеете. Это я тоже знаю, – она отстраняется от меня.
Развернувшись ко мне спиной, возвращается в гостиную и ставит сладости на журнальный стол. Я беру поднос чайным сервизом и следую за ней, сохраняя спокойствие.
– Так что ты собираешься делать с картонным мной? – интересуюсь, раскладывая стаканы с блюдцами.
Яна достаёт с нижней полки стола коробку шоколада.
– Аврора предлагала вас утопить, изрезать, измазать краской, – непринуждённо отвечает она и поднимает взгляд на меня. – Я пока раздумываю, какой вариант выбрать.
Меня веселят её слова.
– Если решишь меня утопить, окажи услугу, топи в тёплой воде, – широко улыбаюсь и сажусь на диван.
Бестия садится рядом.
– Если решу топить, то сделаю в самой ледяной, – упрямо заявляет она.
Я хочу ей ответить, но мой взгляд падает на картину, которую я отправил ей. До последнего хотел оставить её себе, потому что эта работа особенная и много значит для меня. В тот день, когда я открылся Яне, в её глазах я увидел нечто особенное – то, чего никогда раньше не видел ни в чьих глазах. Я думал, что исполняю её мечту, но в итоге осуществил свою собственную. Ту, о существовании которой даже не подозревал.
– Нравится картина? – интересуюсь у неё, переводя тему разговора.
– Очень, – признаётся она и, откусив кусок печенья, смотрит на холст. – Но как бы я ни старалась, не могу ничего вспомнить.
– Всему своё время, – заявляю уверенно и, взяв стакан с чаем, делаю глоток. – Некоторые воспоминания могут быть сложными или многослойными, требующими больше времени для полного восстановления.
Я детально изучил тему ретроградной амнезии. Консультировался с ведущими профессорами, прочитал множество научных статей. Сейчас активно ищу лучшего психолога в Москве, который поможет Яне пройти через всё это с наименьшими эмоциональными травмами.
– Это вы её написали? – она смотрит на меня. – Она была написана с натуры или с фотографии?
– Она написана ровно так, как ты всегда мечтала, – отвечаю ей.
– Вы ушли от первого вопроса.
– Я ответил на главное.
Она разочарованно поджимает губы, и между нами повисает неловкая тишина. Но ненадолго.
– Поговорим о твоей беременности? – не выдержав, подхожу к самому главному вопросу.
– Вы ведь для этого и прилетели, – улыбается криво.
Вижу, как начинает волноваться. Её руки непроизвольно сжимают край декоративной подушки. Бестия снова превращается в хрупкого и потерянного ангела. Только почему? До сих пор сомневается в том, оставить ребёнка или нет? Или в моей реакции? Неужели, боится, что я отвергну её или не приму ребёнка?
– Как давно ты узнала? – решаю начать с самого начала.
– Знаю с того дня, как проснулась в лондонской больнице.
Я смотрю на неё в недоумении. Серьёзно?!
– И решила рассказать мне об этом только сейчас?
– Я до последнего сомневалась в том, что мы находились с вами в близких отношениях. Не видела смысла говорить вам об этом. Но после просмотра телефона… – замолкает и, чтобы избежать моего взгляда, тянется к кружке и делает глоток чая.
– А от кого, по-твоему, ты могла быть беременна? От бывшего? – раздражение прорывается наружу, и голос повышается.
Чувствую, как сердце бьётся в висках. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох, чтобы сдержать накатывающую злость. Я пытаюсь успокоиться, напоминая себе, что сейчас важнее всего её чувства.
– Я была в смятении. До последнего надеялась, что вы не отец моего ребёнка.
Каждый её ответ лучше предыдущего. Так приятно всё это слушать. До выстрела прямо в мозг.
– Ну надеюсь, теперь ты уже не сомневаешься, что носишь под сердцем моего ребёнка. И я считаю, что мы должны вместе решать этот вопрос.
Носит. Под. Сердцем. Моего. Ребёнка. Вслух звучит ещё красивее, чем в моей голове.
Островская смотрит на меня острым взглядом.
– Решать? – переспрашивает возмущённо и возвращает взгляд к моему лицу. – Как именно вы хотите решить этот вопрос, Янис?
Яна сжимает челюсть, а пальцами ещё сильнее впивается в подушку. Она выпрямляется, словно готовясь к сражению, и упрямо вздёргивает подбородок. Пытается скрыть за маской уверенности нарастающее напряжение.
– Если вы прилетели говорить со мной об аборте, то сразу скажу, что этого не будет. Но я и не стану настаивать на вашем отцовстве. Я принимала это решение с полным пониманием, что возможно буду нести всю ответственность за ребёнка одна.
Её слова на миг
