ее мужа. Но она клянется Аллахом, что муж невиновен. Я ей верю – клялась Аллахом, и гром не поразил ее. Так что нужно точно знать, кто совершил предательство. Пока жизни ее мужа ничто не угрожает – его повезут домой, на суд, у них суд собирается раз в году. Время, стало быть, есть.

– Не так уж много того времени, – заметил Деревнин. – Посольство уберется в Великий пост, иначе сидеть ему тут до лета, пока лесные дороги не просохнут.

– Ты прав, подьячий. Я вижу только один способ найти истинного предателя – узнать, кто убил Айгуль.

– Я тоже, – помолчав, сказал Деревнин.

– А уж он – скажет.

– Да.

В том, что ногаец знает, как пленникам развязывать языки, подьячий не сомневался. Михайла тоже не усомнился. Гость сказал «мы, степняки», отец называл его «князь-батюшка» – так, может, князь Урусов, Петр Арсланович?..

После чего состоялся долгий разговор гостя с женщиной.

Михайла присел на ступеньку. Странные дела творились в отцовском доме.

И тут он услышал звонкий девичий смех, к девичьему прибавился мужской. Снизу шли двое, и Михайла выскочил на гульбище.

Эти двое были – страхолюдный мужчина и хорошенькая татарочка, говорили они по-татарски и несли угощение на двух подносах.

Михайла как можно тише отбежал в сторону и скрылся за поворотом гульбища.

Утром он, поев вместе с отцом, сходил за извозчиком, чтобы им вдвоем ехать на службу. Деревнин был молчалив, озабочен. Михайла правильно понимал причину хмурого вида, отец ввязался в некий странный розыск, такое случалось и раньше. Архипка явно был нанят для этого розыска. Но не знал Михайла, что поиск убийцы – дело необходимое, чтобы снять с самого подьячего и с Воробья возможное обвинение в убийстве. Про дурость Ульяны отец ему ничего не говорил.

Придя в Посольский приказ, Михайла встретил там Никиту – тот уже сидел за длинным столом и усердно переписывал послание, мало чем короче того стола.

– Опять весь день тут торчать, – прошептал Никита. – Хоть бы уж Бакирка приехал. С ним бы отпустили.

– Может, захворал? – предположил Михайла.

– Мог и захворать.

– Хоть гонца за ним посылай…

– Нишкните! Трудиться мешаете!

Окрик подьячего вразумил молодых писцов.

Меж тем Марья, справившись со всеми хлопотами новоселья, отправилась в гости к свахе – та, придя в Остожье и обнаружив пустой дом, Бог весть что могла подумать. Зная, какое значение Деревнин придает будущей женитьбе Михайлы, Марья даже наняла извозчика, домой ехала на извозчике радостная.

За ужином она, весело поглядывая на Михайлу, рассказала хорошую новость.

– Помнишь ли, Иван Андреич, ту невесту, чей батюшка в Постельном приказе служит? Та, что шестнадцати лет, Настасьей звать? Сваха Петровна ходила смотреть – вроде без изъяна. Приданое не знатное, да батюшка, сказывали, на виду у Годунова.

– Это еще надобно проверить, – буркнул Деревнин. – Что ты еще разведала?

– Ох, уж так-то разведала! Петровна повела меня показывать ее двор, глядь – она сама идет с матушкой, теткой и старшей сестрицей! Видно, в гости собрались.

– И что, глянулась она тебе?

– Девка собой хороша и скромница. Ходит, глаз не поднимая, плывет лебедушкой, – подтвердила Марья, очень гордая тем, что ее мнение в доме Деревнина много значит. – Петровна меня к соседкам повела. Соседки сказывали – прошлым летом никто к ней в сад не лазил, нарочно следили, подружек мало, а зимой все по теремам сидят, не до садов. И вот еще что – рукодельница!

– Это славно, это нам кстати.

Деревнин имел в виду, что Марья – починить рубаху и порты может, а вот расшить так, чтобы Михайла у себя в приказе был в той рубахе щеголь щеголем, – так нет, не выучилась тонким узорам. И то – девочку в хорошей семье с детства учат, а ключница – дочь небогатых родителей, ее, как малость в разум вошла, приставили люльку качать да матери на поварне помогать.

– Петровна уж намекала, что-де есть такой сокол ясный на их куропаточку, из приказных, и отец, и дед – из приказных. И ей сказали – коли так, то может быть и разговор. И на приданое намекнули.

– О приданом я сам столкуюсь. Дворишко нам достался славный во благовременье, сад есть, будет где твоим деткам бегать, а Марья им добрую благонравную мамку наймет, – пообещал Деревнин. – Так что – кланяйся, сынок, благодари за невесту. Да и Марью благодари – она старалась.

– Батюшка, я не хочу жениться на той Настасье, – вдруг ответил сын.

– Как это – не хочешь?! – Деревнин от изумления даже ложку выронил.

– Не хочу.

– Сам же твердил: жените меня да жените меня!

Сын вздохнул и промолчал.

Не рассказывать же про ту встречу на гульбище!

Безымянная женщина снилась ему по ночам. И плевать, что у нее два сына, что по годам не подходит, что русского языка не знает! Он твердо знал: второй такой на свете нет, Стало быть, нужно ее добиваться.

В Михайлиной жизни уже были две женщины, обе мужние жены, чьи мужья уехали на войну в далекую Ливонию. Одна – совсем молоденькая, другая – постарше. Молоденькую он высмотрел в Кремле, в крестном ходе, где она была с родственницей, и увязался за ней. Может, и не увязался бы, но писцу Терентию Бурмину, который вместе с Михайлой смотрел на тот крестный ход, приглянулась родственница, он и затеял эту погоню, он же все дельце и сладил. Вторая женщина сама высмотрела Михайлу и подослала к нему хитрую старуху. Она была первой, молоденькая – второй, и на этом основании Михайла считал себя бывалым молодцом.

– Не валяй дурака, Михайла! – рявкнул отец.

– Так он же растерялся, застыдился! – вступилась за Михайлу Марья, как вступалась, когда он еще парнишкой причинял хозяйству убыток – нечаянно бил посуду или приходил домой с дырками на порточках.

– Может, и застыдился… – буркнул Деревнин. Ему было не до Михайлиных причуд – князь Урусов обещал что-то придумать, чтобы допросить продажных стрельцов, и пропал.

Глава 8. Мастер