– Я не ревную. – Бануш надулся. – Странно, что ты не злишься. Васса рассказывала, что хотела в гору уйти с тобой. А сейчас Доманега будет нянчить.

– Не начинай, – отмахнулась Солунай. – Она просто почти потеряла надежду, это и так понятно. Как там этот у тебя поживает?

– А то ты не знаешь, – фыркнул Бануш, снова приходя в отличное настроение. – «Этого», между прочим, зовут Никита. Он горе-охотник и ни разу никого не подстрелил, о чём уже жаловался директору. Но стреляет вроде неплохо. Ничего полезного делать не умеет, скучный ужасно. Ходит только и ноет. И за тобой иногда следит.

– Зачем ему следить за мной? – нахмурилась Солунай. – И почему я не заметила и девочки мои?

– Девочки твои уже устали в волосах сидеть, да ещё в такую жару. Их так разморило, что они глаз не открывают и болтаются как сопли, – съехидничал Бануш. – А не замечала, потому что сама постоянно вокруг директора трёшься, всё заговорить боишься.

– Я не боюсь, но он обещал, что всё изменится, а ничего до сих пор не поменялось, – возмутилась Солунай. – Откуда мне знать, сколько ещё ждать?

Идти вдвоём было привычно и спокойно, всё-таки они понимали друг друга с полуслова и не держали друг от друга тайн.

Они, не сговариваясь, решили пойти не в тот посёлок, где жил Егор, а во второй. Небольшой крюк, но меньше опасности нарваться на неприятные вопросы. Статуи так и стояли недалеко от Красных ворот, так что мог кто-то и потерять Егора. А вот машины его уже не было. И поди пойми, куда делась.

Они впервые были в магазине, да ещё с настоящими деньгами, поэтому выбирали долго. Глаза разбегались от всего яркого великолепия, а уж запах хлеба и вовсе едва не заставил Солунай расплакаться. Равнодушными они остались только к полкам с напитками, алкоголь в приюте никто не переносил, а все остальные напитки вряд ли можно было сравнить с их травяно-ягодными отварами и морсами.

Они уже расплачивались, когда в магазин вошло несколько человек. Одну женщину они даже узнали – Жылдыс очень походила на мать.

– Явились, чудовища, – с неожиданной ненавистью произнесла она. – Вам здесь не рады. Уходите в свой заповедник!

– Но мы никому не мешаем, – миролюбиво заметил Бануш, хотя зубы его угрожающе блеснули из-под приподнявшейся в улыбке губы.

Солунай поспешно сложила покупки в рюкзак. Они купили куда меньше, чем обычно брала Васса. Но им столько и не унести.

– Скажи это охотнику, машину которого пришлось убрать с дороги, чтобы туристы перестали задавать неприятные вопросы. – А это заговорил уже незнакомый мужчина.

– Вообще-то, этот ваш… охотник пытался убить нашего директора, а потом и Солунай, – ответил Бануш. – И мы его не прикончили. Он ещё вернётся.

– Браконьер и убийца он, а не охотник, – пробурчала Солунай, закидывая рюкзак на плечи.

– Поэтому мы позволяем вам уйти, а не убиваем. – И этого мужчину Солунай не знала, а ружьё в его руке навевало неприятные воспоминания.

– И, если я увижу вас рядом с моими детьми… – Это явно мать близнецов. И было понятно, в кого Жылдыс такая. Безрукавка чегедек была искусно украшена, как и круглая шапочка на гладких уложенных волосах. Даже несмотря на злое выражение круглого, точно луна, лица, она показалась Солунай красавицей. – То не посмотрю, что вы ещё маленькие чудовища. Уходите и передайте им моё слово. Пусть возвращаются домой.

Солунай почувствовала, как под волосами заворочались змеи, учуявшие её ярость. К счастью, Бануш почувствовал её тоже, потому что схватил за руку и покачал головой.

– Мы уходим, – провозгласил он. – Пропустите.

И он силой повёл Солунай за собой.

Уже на улице змеи вырвались из-под волос, заставляя собравшуюся толпу отступить. На них не нападали и даже ничего вслед не кричали. Но в полном молчании провожали вплоть до границ посёлка.

– Почему так? – зло пробормотала Солунай, когда они скрылись с глаз людей. – Он же обещал, что теперь всё будет по-другому. О чём это тогда вообще?

Бануш лишь покачал головой.

– Если честно, я не верю, что он имел в виду что-то хорошее, – осторожно признался он. – Хорошее ведь легко можно рассказать, ты согласна?

– А я верю! – упрямо ответила Солунай.

Дорога обратно была куда мрачнее, чем туда. Большую часть пути они молчали, лишь по очереди надевая тяжёлый рюкзак. Каждый думал о своём и делиться не собирался.

А в приюте стало только хуже. Они отнесли продукты Марте, где как раз сидела Айару и перебирала ягоды, принесённые из леса малышнёй. Не то чтобы они ждали утешений, уж точно не от Айару, но она подтвердила то, во что верить вовсе не хотелось.

– Конечно. – Сухие тёмные пальцы мелькали вместе с сизыми ягодами, похожими на вытянутые бусины. – Жылдыс и Ырысу давно пора вернуться к семье. Лес их вырастил, лес и отпустит. Взрослым людям тут не место. Даже чудовища иногда уходят, а уж люди должны все уходить. Разве вы забыли Ёлёнчи, Байану, Эзена? Они были немногим старше близнецов и давно ушли. И эти уйдут. Людям в приюте не место.

– Что-то ты не уходишь, Айару. – Солунай присела рядом и подтянула к себе тяжёлую корзину с черемшой.

Надо же, малышня уже выросла, теперь кто-то другой ходит за черемшой и жимолостью, а она даже не заметила! Скоро и фей будет ловить новое поколение, и, может, ещё ловчее, чем они с Банушем. Стало грустно. Пальцы же привычно начали чистить дикий чеснок. Марте старались помогать все свободные руки. Кормить весь приют тяжело.

– Я говорю про выросших детей, глупая ты Найка. Змеиная у тебя голова, только шипишь и не думаешь, – привычно обругала её старуха. – Мы не можем отсюда уйти. Да и не хотим. Но в первую очередь не можем.

– Это ещё почему? – Солунай замерла. Бануш рядом тоже весь вытянулся. Неужели он тоже что-то не знал? Вот уж новости!

– Да мёртвые мы, – равнодушно ответила Айару. – Все, кроме директора, успокой Дьайык его душу.

– Это как? – Любопытная Солунай украдкой коснулась руки старухи, но Бануш на это только глаза закатил. Ну правильно, сколько Айару таскала его за уши – не счесть! И руки у неё тёплые были.

– Внутри умерли, – пояснила Айару. – Высохли, сгнили. Кому как не повезло. И снаружи такой человек долго не живёт. Фрица нашего петля на ближайшем дереве ждала, он потому из своего флигелька носа не кажет – только ближе к воротам, как руки сами к верёвке тянутся. Сколько он вас, мелких тварей, спасает от болезней и ушибов, всё перед своим богом грехи замаливает. – Айару сплюнула. – Глухой у него бог, наши бы скорее услышали.

Солунай давно перестала разбирать черемшу, а Бануш только глазами хлопал.

– Марта наша горемычная топиться шла, реки испугалась, болото