на асфальтную, трава превращалась в подобие газона, да и цветочки… светились жёлтым, маленьким светом. Запахло мелом и розмарином, таким старинным, опьяняющим, что сковывал каждую клеточку тела. Средь густых елей, что с каждым километром обламывались, виднелись призрачные силуэты оленей, лосей и белок. Они были словно помехи, быстро промелькивающие фигуры; размытые, бесформенные, с искривлёнными мордочками они пробегали мимо деревьев, задевая листву и сверкая белыми глазами в нашу сторону. Со временем меня замутило, как и остальных. Дым, что шёл с той стороны, смешивался с синей дымкой, от него несло костром и порохом. Мысли путались, глаза потихоньку слипались, а редкий шорох кедров гипнотизировал слух. Лес оказался настолько затягивающим в омут забытья, что нам было все равно абсолютно на все. Такое чувство пустоты, какого-то помутнения странно влияло на нас и всю окружающую атмосферу. Тишина, мертвая и хищная. Лес, дремучий и странный. Чертова тропка, светящаяся и аккуратная. А ещё небо, аномально посветлевшее, небо.

Пройдя ещё несколько метров, деревья совсем обломались, остались только срубленные остатки. С коры стекала коричневая смола, будто талый шоколад. Кольца были светлыми, кое-где светло-коричневыми. Увидев стекающую жидкость, я осмелилась провести по кольцам пальцами. Затем, не знаю почему, принялась считать, сколько лет елям. Когда дошла до последнего кольца, рассудок протрезвел.

— Ребят, — простонала я, указывая взглядом на обрубленное дерево.

Прекратив плестись по каменному асфальту, товарищи вдруг остановились, глаза приобрели оттенки жизни. Даже у Телы, Кёртиса и Юнка.

— Этим деревьям 345 лет… — я напряжённо сглотнула, ощущая странную ностальгию.

— Восемнадцатый век… — подтвердил озадаченно Эйдан. — Ой, смотрите, что там за туманом?!

Эйд, чуть не поперхнувшись собственной слюной, указал на место, что недавно было покрыто туманом, белым, грязным, но не ядовитым. Только мы обернулись, клубы дымки постепенно рассеивались, укрываясь за… домами. «Снова деревня» — могли подумать вы, но нет, это была вполне себе городская улица, только совершенно не похожая на улочки города призраков. Мы будто вышли в живой Броквен; старинные, но крепкие на вид дома из коричневых кирпичей и украшенные белыми узорчатыми колоннами стояли рядом друг с другом. Журчала вода в белых фонтанах, стояли пустые темные кареты со спящими лошадьми, клумбы с яркими петуниями украшали город. Светло-серая каменная дорога оказалась промокшей от дождя, пахнущей приятной сыростью. Небо вмиг окрасилось в утреннее, серовато-голубое, с бледным месяцем. Чувствовалось раннее-ранее утро, часа четыре.

— Так, а вот этого я не помню, — поступь Кёртиса стала тяжелой. — Здесь же была поляна, я тут обычно свою любимую чёрную смородину собирал.

— А может мы заблудились и, перепутав тропинки, вышли к другому пути? — Телагея встала около озадаченного Кёрта. — Знаешь, товарищ Револ, ты же все ещё человек, мог заплутать…

— Но Пелагея, путь к Лайланду я не мог забыть, как бы это иронично не звучало, — Кёртис потупил взгляд, медленно подходя к клумбам. — Ну не было здесь этой улицы!

Эйдан принялся осматривать дома, открывать скрипучие двери.

— Ребят, это заброшенная улица, тут никого нет… — Тайлер прикусил губу, закрывая дверь в мастерскую ритуальных услуг, судя по гробам за чумазым стеклом.

Я же все никак не решалась подавать свои догадки из-за большущего, неприятного кома в горле и быстрого сердцебиения. Юнок игрался с моими волнами, яркими, резвыми и будто сумасшедшими. Опять. Опять магия Призрачной броши сошла с катушек, стала ядерно-яркой, снова вела в какое-то двухэтажное, явно авторитетное здание. Пульсация броши отдавалась в груди, ломило спину, а магия опять не слушалась, суетясь около этого проклятого дома. Я прикусила щеку до крови, металлический кислый вкус усугубил чувство тревоги. Все моё нутро тянулось к зданию, ноги хотели дотащить мою тушу как можно скорее. Я хотела контролировать рассудок, но получалось плохо. Магия призывала пойти вслед за ней, уловить знакомую ауру рода.

— Кажется, моя магия учуяла особенное место, — нервно хихикнула я, будто ума лишенная, — м-мне надо идти…

Ребята встрепенулись, особенно Эйдан и Телагея, явно догадываясь, к чему это может привести. Я тоже догадывалась.

— Хэй, это может быть опасно, — Кёртис опасливо придержал меня за плечи, чуть потряхивая. — Лена, мы же не знаем, есть ли тут одичавшие. Придержи коне… Елена!

Я, сама не понимая того, полностью очарованная магией, высвободилась от широких рук Револа, побежав к дому. Я бежала так быстро, не успевая запыхаться. Слышала возгласы ребят, далекое блеяние. Но гул волн заглушал любые звуки, ведя к зданию. Черт, я не могу контролировать это!

Я подбежала к зданию, от которого пахло старыми газетами и свежим запахом моря, запахом Призрачной броши. Пальцы извивались, словно паучьи лапки, прикоснуться к потрепанной золотой ручки двери категорически не получалось. Волны оплели ручку и распахнули пыльную тяжелую дверь. Я еле успела отскочить, а затем, взявшись за край двери, заглянула в проём. Дыхание было тяжелым, хриплым. Сделала неуверенный шаг за порог, оказываясь в тусклом помещении. Все здесь сделано из темного дерева, каждый уголок освещали настенные свечки, в воздухе витала… скорбь и тяжесть, что смешалась с магией. Даже дорогие европейские ковры пропахли грустью.

Вдруг снаружи я услышала спешные, звенящие сталью шаги. Слышались тревожные мужские голоса, шорох одежды. Я мигом спряталась за дверь, понимая, что это не Эйдан и не Кёртис с Телагеей. Сердце быстро стучало, тело покрылось холодным потом, я изо всех сил пыталась сдержать своё частое громкое дыхание, прикрыв рот рукой, дрожащей и побледневшей.

В дом спешно зашли трое мужчин в чёрных мундирах с серебристыми поблескивающими погонами, в синих брюках и звенящих высоких сапогах. Держа в руках темно-бежевый пергамент, они подошли к кабинету; это было маленькое помещение, с двумя стеллажами, заполненными книгами и свитками, а посередине расположился стол из синего бархата. Подрагивала свечка, колыхалось красное перо в медной чернильнице. Картина, подсвечиваемая сбоку, будто исказилась; лица графинь смазались, масло словно подтаяло, выцвел искрометный блеск. Кабинет выглядел поникшим, потухшим. Даже утренний свет из окна просто впитался в узорчатые обои.

Бледный мужчина с каштановой бородой, сняв фуражку, беспокойно произнёс:

— Госпожа Сабо, сударыня, мертвые ждут вас.

В некогда пустовавшем кабинете появилась Сабо Гостлен. Она сидела за бархатным столом, абсолютно серая и поникшая; пепельные волосы растрепались, на плаще осели катышки, рубашка помялась под ремнями. Некогда смуглая кожа побелела, обнажила мешки под глазами и четкие скулы. Глаза женщины остекленели, губы посинели, а бирюзовые волны вокруг неё потемнели. Она сидела за столом в окружении тех самых пятерых людей. Люди выглядели озадаченными и встревоженными, пока Сабо рассматривала свою шпагу с синей рукоятью и серебряным лезвием, на котором запеклась кровь. Жидкость выглядела густой, почти чёрной, с зелёными пузырями, будто