прошлого, кричал мне, что я обязана сделать истину не плачевной. Но от собственных сомнений о том, смогу ли я истребить Детей Отца и разрушить новые планы этого невидимого злодея, становилось тошно. Хотелось бить себя по щекам, обзывая тряпкой и трусихой, ведь это же мой народ, он под моей защитой. А защита боится чего-то неизвестного… Позор.

Кёртис вдруг остановился. Глубоко вздохнув, он закрыл плотные шторы, оставив нас в синем мраке, будто на дне океана (а мы туда без единой зацепки и шли). Затем Револ откинул дробовик, расстегнул пуговицы на груди, и уселся на маленький чёрный пуфик около столика, сложив руки в замок.

— Память у меня, конечно, провальная, — усмехнувшись, склонился Керт. — Я даже не помню, как звали мою мать. Но у меня память плохая с детства, от матери досталась. А вот у остальных призраков развилась с прибытием в Броквене настоящая амнезия.

Я окоченела.

— В смысле? — чуть ли не вскрикнула я, сжимая ткань сарафана.

По бледному, чуть светящемуся голубым лицу пробежала мрачная тень.

— Вы ведь знаете, что в тумане содержится яд, который кошмарит и оседает на призраках?

Мы втроём кивнули, а Юнок скрипнул ножкой кровати, жуя одеяло.

— В состав яда входит не только так называемый мной гормон гнева, но и некие вещества, что затуманивают рассудок призракам, — Кёртис принялся глядеть на нас исподлобья, время от времени облизывая губы и ковыряя ногти. — Вспомните-ка, вам кто-нибудь говорил, что не хочет покидать Броквен?

— Рыжий Бес… — вдруг заговорил Эйдан. — Бандит, который подсказал нам дорогу до тебя, говорил, что не хочет помощи и что ему здесь хорошо.

— В-о-от, — Керт заводил указательным пальцем. — Призракам не хочется покидать Броквен из-за того, что они забыли свою жизнь. В прямом смысле. Я много кого спрашивал, разговаривал… и все, все до единого говорили что-то вроде: «Меня держит в Броквене власть, я его». Ничего не напоминает?

Телагея сглотнула, распуская взлохматившиеся хвостики.

— «Каждому нужен Отец. Отец обещан нам, а мы обещаны ему» — прохрипела Марати, повторяя слова ведущего Танцев на костях.

— В яблочко, — щёлкнул Револ, прекращая ковырять ногти. — Этот хрен вместе с гормоном гнева смешивает вещества, которые сламывают мертвых. С каждым всплеском они постепенно забывают свою жизнь: как, где, и в каком году они родились, забывают свое окружение, работу, хобби, заботы, и самое главное — семью. Это словно гипноз; ядовитое вещество заставляет забыть жизнь и вживляет в мозг совсем другое, а именно то, что им нужен Отец, они его и без него они никуда.

— Так вот почему призраки так муторно выглядят, — подметила я, расстегивая рюкзак, чтобы достать успокоительные таблетки. Дышать становилось потихоньку трудно. — Они помнят только свою мертвую жизнь.

Кёртис кивнул, отдирая ноготь с безымянного пальца.

— Теперь давайте обратимся к логике, а точнее даже правдивой логике. В яд гормон гнева Отец может вживать только по одной причине: чем больше в призраках беспощадного живого гнева, тем эффективней они теряют свою человечность. Чем чаще преобразовываются их тела, тем сильней они становятся. Когда слизь покроет цепи до талии, призраки превратятся в сильных гневных воинов и останутся такими навсегда. Предположительно, сильная злость и уродство нужны Отцу, чтобы создать армию, которой он может управлять, которая будет слушаться только его. Забывчивость нужна нашему злодею наверняка для того, чтобы в конец запудрить мозги, и никто бы из призраков не смог встать против него, ну, кроме Особенных. Получается, такая армия звериных и преданных призраков нужна ему явно для какого-нибудь бунта. Хуже, для апокалипсиса.

Не успев поддаться расслабляющему эффекту от таблеток, меня передернуло. Сразу вспомнилась фраза того бандита близь проклятой рухляди: «У него есть сотни последователей». Аргументы у Кёртиса были весомыми и логическими. Мы втроём не находили места, не было ни одного сомнения, что яд был предназначен не для апокалипсиса. Вспомнить гусеницу — она же мгновенно превратилась в маленького воина, беспощадного и злого. Волны мои потемнели, кончики задергались, волны превратились в синие дорожки. А вот для апокалипсиса магию я ещё не тренировала. Одна беда покрыла другую. Вот это Броквен влип, конечно…

— Город давно погибает, а Отцу все сходит с рук, — глубоко вздохнул Револ, посматривая на колыхающиеся шторы.

Было слышно наше тяжелое дыхание. Городской гул улиц за окном напрягал, окунал в мысли о том, что это все может вскоре разрушиться. Здания превратятся в руины, запахнет кровью, а от человечности мертвых ничего не останется… может, Эйдан окажется последним другом, с которым я познакомилась.

Где-то в кармане рюкзака пискнул мой смартфон. Все оживились, а я полезла в маленький карман, достала чёрный телефон. На экране высветилось без десяти трёх ночи и сообщение от… мамы.

— Здесь ловит сеть? — изумился Эйд, вставая.

— Иногда, — Кёртис так же поднялся, пододвигая пуфик обратно под стол. — От Ситжи доходит. Там находятся умершие с двадцать первого века. Ну, я и поставил маленькую антенку на всякий пожарный.

Глазки Телы заблестели, только я ввела пароль и высветилась яркая картинка обоев.

— Ого, вот это штуковина! — она села позади меня, замораживая кожу на шее. — А кто тебе письмо прислал через… это?

— Мама… — мои губы задрожали, только прочитала множество каждодневных сообщений от своей матери.

Мамуля: доченька, как ты?

Мамуля: Лена, как дела?

Мамуля: доча, я переживаю за тебя. В «Типичном Броквене» и «Подслушано в Броквене» написали, что могильные плиты и землю снесло ветром, а здоровье граждан ухудшается… вроде как из-за воды. Напиши, пожалуйста.

Я прочитала СМС вслух. Ребята заметно удивились, Кёртис чуть не уронил дробовик.

— И в живом Броквене… — Эйдан прикусил язык, стирая пот с висков.

— Он и там и там, — мрачно подтвердил Револ, перезаряжая ружьё золотыми пулями. — Отец и живой не оставил. Надо спешить.

Телагея, шмыгая сопливым носом, подлетела к Керту, дергая за воротник.

— Кёртис, ты знаешь, как нам выбраться из Кабака? — вопросила она робко. — Я не знаю других выходов, кроме старого дома.

Кёртис весело фыркнул, подмигивая Теле.

— А то, я даже разобрался, как выйти к Лайланду. Робин Гуд с барахолки, ей Богу!

Пока Эйдан собирал вещи и доедал мясо, которое нам любезно выкрал Керт, я, сдерживая слезы и боль в груди от волнения, написала маме ответ:

Я: со мной все хорошо, мам. Да, дела в Броквене плохи, но я нашла отличную команду, я не одна. Здесь пропадает сеть, так что я не могу часто писать. Кажется, мы близки к разгадке. Люблю (^ω^)

* * *

Кертис правда