известно, впервые ее провел король Иоанн в 1210 году. Подражая Христу на Тайной вечере, Генрих – запасшийся полотенцем, тазом и букетиком душистых цветов для защиты от инфекции, в просторном белом фартуке, – становился на колени, чтобы омыть, вытереть, осенить крестом и поцеловать ноги бедняков, число которых равнялось числу лет его жизни; чтобы королевский нос не испытал неприятных ощущений, эти ноги предварительно оттирал от грязи йомен Прачечной. Затем король одаривал бедняков хлебом, рыбой, вином и одеждой, а также раздавал красные и белые кошельки с деньгами. На церемонии присутствовали лорд-камергер, джентльмены Королевской капеллы и йомены стражи. Королю часто помогал кардинал Уолси. Само название церемонии на английском, «Maundy», происходит от латинского «mandatum»: это слово обозначает наказ любить друг друга, который Христос дал своим ученикам. Королевы – жены Генриха – также раздавали дары и совершали благие дела в Чистый четверг49.

Обладая чуткой совестью и желая быть примером добродетели, Генрих усердно заботился о благополучии своей души. Он был «очень религиозен и ежедневно слушал три мессы, когда охотился, а в другие дни иногда и пять», и, кроме того, обычно присоединялся к королеве на вечерне и повечерии50. Эти службы проводили домашние священники в личной молельне короля. Только в воскресенье, день причастия, и по праздникам монарх присутствовал на мессах в королевской церкви51; если же он посещал там ежедневные богослужения, то обычно работал, сидя на своей личной скамье52. Еще во времена Генриха III эту скамью установили на галерее, нависавшей над церковью, лицом к алтарю: туда попадали по винтовой лестнице в конце галереи или по коридору из соседней «праздничной» молельни – Генрих пользовался ими, если хотел спуститься и участвовать в богослужении53. В Черной книге ордена Подвязки (1534) есть иллюстрация, изображающая короля в его молельне: он стоит перед алтарем, преклонив колени, на мягкой молитвенной скамье, под синим с золотом балдахином54.

Генрих строго придерживался церковного вероучения, яростно выступал против ереси и без колебаний сжигал тех, кто, по его мнению, подрывал устои Церкви своими пагубными взглядами. Тем не менее он любил богословские споры. Эразм, посвятивший свой латинский перевод Нового Завета Генриху и Екатерине55, сообщал, что король «всякий раз, когда освобождается от своих политических занятий (и, вероятно, от охоты. – Примеч. автора), читает или дискутирует замечательно вежливо и невозмутимо», никогда не поступаясь своим королевским достоинством56. Однако время от времени создавалось впечатление, будто Генрих считает себя более сведущим в богословии и толковании Писания, чем его епископы. Действительно, он был для них более чем достойным партнером по диспутам, так как «превосходил всех королей своими познаниями не только в теологии, но и в философии»57. Генрих был прекрасно знаком с трудами Отцов Церкви и другими благочестивыми сочинениями, мог цитировать тексты наизусть; его пространные заметки на полях книг и сейчас можно увидеть на экземплярах, сохранившихся до наших дней.

Богослужения при дворе проводила Королевская домашняя церковь. Это было целое учреждение, имевшее в штате 26 священников и клерков, 20 джентльменов, клерка молельни (отвечавшего за приготовления к службам, проводимым в личной молельне короля)58, сержанта Ризницы, проповедника, чтеца из Апостола, двух йоменов церкви, 13 менестрелей, стражника, 12 хористов и их наставника59. Впервые эта служба появилась в XII веке как Домашняя церковь короля, или Придворная церковь, для обеспечения духовного благополучия монарха. С 1312 года ею руководил старший священник, который отчитывался перед самим архиепископом Кентерберийским. Королевская домашняя церковь проводила ежедневные богослужения для всего двора в королевских церквях и часовнях, а когда монарх объезжал страну или перебирался во второстепенную резиденцию, он брал с собой кое-кого из ее служителей. Содержание Королевской домашней церкви обходилось Генриху в 2000 (6 миллионов) фунтов стерлингов ежегодно.

При богослужениях, естественно, использовалась латынь, и единственной дозволенной версией Библии являлась латинская Вульгата. Имелось множество праздников в честь святых, которые отмечались с разной степенью торжественности. Церковь признавала семь таинств: крещение, конфирмацию (миропомазание), брак, рукоположение, покаяние, евхаристию и соборование. Епископы носили роскошные облачения, включая митры с драгоценными камнями – такую можно видеть, например, на гольбейновском портрете архиепископа Уорхэма, – и жили по-королевски.

Дело осложняется тем, что было несколько церквей и часовен, называвшихся «королевскими»: в Тауэре, Вестминстере, Элтеме, Гринвиче, Хэмптон-корте, Уайтхолле и Сент-Джеймсском дворце. Каждая придворная церковь отличалась богатым убранством: великолепные витражи, стенные росписи, статуи Богородицы и святых. Алтарная преграда с большим резным изображением распятого Христа отделяла неф от алтаря, куда разрешалось входить только духовенству. На алтаре, покрытом расшитой по переднему краю пеленой, стояли Распятие и, возможно, священные реликвии в украшенных драгоценными камнями раках; над ними висел ларец, называемый «pyx», – дарохранительница, в которой находилась гостия. В большинстве королевских церквей имелись великолепные органы. Король проявлял к ним большой интерес. В 1514 году он нанял на службу органного мастера Уильяма Льюиса60, а позже выделил ему помещение для мастерской во дворце Брайдуэлл61. Вероятно, именно Льюис в 1538 году изготовил орган для королевской церкви в Хэмптон-корте62.

15

«Святой невинный»

Вторая беременность королевы проходила гладко, и в сентябре 1510 года начались приготовления к устройству «королевской детской»1. Главной наставницей назначили Элизабет, дочь сэра Роберта Пойнтца, поручив ей отвечать за роды и заботу о младенце; выделенную ей комнату украсили новыми стенными завесами, а «для переноски младенца» сшили одеяльце из темно-красного бархата с длинным шлейфом2.

Следуя установленным обычаям, Маргарет Бофорт ввела строгие правила «относительно родов королевы»3, которые неукоснительно соблюдались на протяжении всего правления Генриха. «Ее высочеству угодно знать заранее, в какой комнате она будет рожать, и эта комната должна быть завешена дорогой аррасской тканью – стены, потолок, окна и все прочее, кроме одного окна, которое следует задрапировать так, чтобы она могла иметь свет, когда ей этого захочется». На гобеленах («аррасской ткани») велели изобразить безобидные сцены из романов, чтобы ни королева, ни новорожденный младенец «не испугались фигур с мрачными взглядами». Указывалось, что пол должен быть «весь устлан коврами» до того, как внесут большую кровать с набитым шерстью матрасом, периной и пуховым валиком под голову; ее следовало застелить простыней из тонкого батиста, снабдить двумя продолговатыми подушками и двумя квадратными с мягким пухом, а также накрыть алым покрывалом, подбитым горностаем, отороченным малиновым бархатом и золотой парчой. Полог и занавески из малинового атласа должны были быть расшиты золотыми коронами и гербами королевы, а полог, кроме того, окаймлен шелковой бахромой голубого, рыжего и золотого цветов. В комнате полагалось поставить алтарь и накрытый