Шрифт:
Закладка:
История с сестрами Стаффорд стала для Екатерины унизительным уроком и показала ей, что перечить супругу в таких случаях бесполезно. Как многие мужчины в то время, Генрих полагал, что имеет право ухаживать за другими женщинами, но при этом ожидал от жены безупречной чистоты. Вскоре Екатерина поняла: чтобы сохранить достоинство и избежать оскорбительных публичных ссор, лучше закрывать глаза на внебрачные похождения супруга и быть благодарной ему за то, что он не позорит ее, открыто выказывая свою страсть.
Несомненно, у Генриха были увлечения. Свидетельства о них весьма отрывочны, но, взятые вместе, дают убедительную картину. В 1515 году Джустиниан говорил, что Генрих «не подвластен никаким порокам»46, однако французский посол в Риме тогда же утверждал, что король – «юнец, [который] не интересуется ничем, кроме девушек и охоты, и транжирит почем зря отцовское наследство»47: это вызвало большое неудовольствие английского посла при папском дворе, считавшего такие слова неуважительными по отношению к своему государю. Джордж Уайетт, внук Томаса Уайетта, придворного поэта Генриха, сообщает, что король бросил ухаживать за одной дамой, когда его друг, сэр Фрэнсис Брайан, проявил к ней интерес. Вероятно, Генрих также пользовался благосклонностью Элизабет, прекрасной сестры Брайана, которая была замужем за сэром Николасом Кэрью, тоже придворным и фаворитом короля; Генрих подарил ей «немало прекрасных бриллиантов и жемчугов и бесчисленное множество драгоценностей» – все это, строго говоря, являлось собственностью королевы48. Около 1528 года король увлекся ветреной миссис Амадас, женой Роберта Амадаса, хранителя Сокровищницы; эта дама, подверженная истерикам и странным видениям, не скрывала того, что Уильям Комптон предоставил свой дом на Темз-стрит для их свиданий49. Это делает правдоподобным утверждение Кароса о том, что в истории с леди Стаффорд Комптон действовал по поручению Генриха.
В 1533 году Реджинальд Поул, двоюродный брат короля, заявил, что Анна Болейн, отказываясь спать с Генрихом, помнила о том, «как скоро он пресыщался теми, кто становился его любовницами»50. Врач короля Джон Чеймбер описывал его как «чрезвычайного любителя женщин», склонного к «похотливым фантазиям»51. Даже Уильям Томас, автор хвалебной биографии Генриха, написанной незадолго до его смерти, признавал: «Нельзя отрицать, что он был человеком очень чувственным, и неудивительно, ибо, хотя отец обучил его всевозможным наукам, позже он стал предаваться всяческому разгулу и чрезмерной любви к женщинам».
Враги Уолси попрекали его тем, что он – «королевский сводник, показывает ему, какие женщины превосходнее всего и имеют наилучший цвет лица52, и хотя тот решительно отвергал это обвинение, оно не лишено оснований. Позже один автор-католик утверждал, что „король Генрих предавался трем печально известным порокам – распутству, алчности и жестокости, но два последних проистекали и вырастали из первого“»53. Придворный Елизаветы сэр Роберт Нонтон позже повторял слова, ставшие к тому времени общим местом: Генрих никогда не щадил ни мужчину, на которого гневался, ни женщину, которую желал54.
Сам же Генрих считал себя образцом добродетели, и многие полагают, что он действительно был им в сравнении с другими правителями, такими как Эдуард IV и Франциск I. Разгадка состоит в том, что Генрих отличался чрезвычайной скрытностью и, пускаясь в любовные похождения, проявлял гораздо большую осмотрительность, чем другие короли. У каждого из царственных супругов имелись свои апартаменты, и Генрих посещал ложе королевы только по собственной инициативе, что заметно облегчало поддержание тайных связей. Несмотря на утверждение Поула, некоторые любовные истории Генриха, как мы увидим, продолжались годами. Есть сведения, что он селил своих любовниц в Гринвичском замке, известном прежде как Крепость герцога Хамфри[38], который в 1526 году подновили по его приказу и переименовали в Майефлор – «Болотный цветок»55.
Генрих никогда не был грубым в своих речах и не любил скабрезных шуток. Однажды, путешествуя по воде в Гринвичский замок, дабы навестить «прекрасную даму, которую он любил и поселил в башне посреди парка» (кто это такая, мы не знаем), король, «будучи склонен к веселью», предложил сэру Эндрю Флэммоку завершить стих для него. Генрих начал:
Внутри этой башни
Живет милашка,
По ком мое сердце вздыхает…
На что Флэммок, чуждый возвышенных чувств, ответил:
В час, что назначен,
Она ссыт, не иначе,
И газы громко пускает.
Генрих был так оскорблен, что выпалил: «Пошел вон, негодяй!» – и прогнал этого человека с глаз долой56. В 1542 году сэр Уильям Пэджет решил принести извинения королю за то, что ему пришлось сообщить о «неприличном» заявлении Франциска I: дескать, тот скорее «сделает свою дочь шлюхой в борделе», чем встретится с императором в бою57.
Эта глубокая щепетильность проявлялась и в других ситуациях. Генрих, который аннулировал три своих брака, гневно осуждал сестру Маргариту, когда та развелась со своим супругом, чтобы выйти замуж за другого мужчину. Он был суров с проститутками, которые следовали за его армией, и неумолимо уничтожил публичные дома, которые веками уродовали саутуаркский берег Темзы.
Порой Генрих открыто демонстрировал свое отношение к женщинам, которых любил, но никогда не ставил их в неловкое положение. Кое-кто отмечал, что он не был вдохновенным или романтичным любовником, однако письма Генриха к Анне Болейн, которые будут процитированы ниже, доказывают его способность испытывать глубокую страсть и проникновенные чувства. То, что Анна не подпускала его к себе по меньшей мере шесть лет, вовсе не говорит о недостатке пыла у Генриха: как настоящий рыцарь и джентльмен, он не мог прибегать к насилию.
Король признал только одного своего внебрачного ребенка, хотя, по слухам, их было гораздо больше. Вероятно, дело в том, что он был удачлив или осторожен, хотя некоторые авторы объясняют отсутствие у Генриха многочисленного побочного потомства его низкой способностью к оплодотворению, оставляя без внимания тот факт, что первые две жены регулярно беременели от него. Кроме того, высказывалось предположение, что