многим пионерским сюжетам), а вот неблаговидный поступок порицается. Источником порицания выступает класс, чья честь и находится под угрозой. В попытке выяснить, в чем же заключается честь коллектива, можно много раз споткнуться о невнятные, недопроявленные образы всеобщей дружбы и поддержки (и тогда совершить плохой поступок означает подвести товарища, но это лукавая трактовка, идеологический эвфемизм). Честь коллектива обнаруживается в том, чтобы не нарушать заведенного порядка. Когда герой совершает проступок, он преступает обычай, именно это ставит под удар казалось бы крепкую дружбу. Восстановить дружбу можно, только восстановив порядок. Это проявляется уже в истории о Ваське Трубачеве.

В таком понимании школьной чести первым усомнился школьный фильм. В нем неблаговидный поступок персонажа точно так же, наподобие землетрясения, нарушает порядок и вредит дружбе, но сюжет разворачивается так, что подвергается сомнению не достоинство ученика-нарушителя, а правильность отождествления порядка и чести в школьных устоях. Чувство справедливости и собственного достоинства остается главной чертой, испытуемой в школьном классе: и в послевоенных, и в последующих школьных фильмах. В пятидесятых в классе учатся приноравливаться к коллективу, в шестидесятых – защищать себя перед ним (и от него тоже). Вадим Михайлин и Галина Беляева проницательно пишут, что в оттепельных фильмах и поздне́е школьный класс еще и пространство конфликта личного и публичного95.

Показательно, что в постсоветском детском кино образ и хронотоп школы исчезли одновременно с темой чести и достоинства. Не потому ли детское кино разучилось говорить о них, что единственным пространством для такого разговора всегда был школьный фильм, который исчез в середине 1980-х? Можно объяснить и тем, что понятия чести и достоинства больше не нужны детям, но это неправда: детский мир всегда на них основан – на острых представлениях о справедливости, чести, правде, о должном.

Как правило, фильмы на школьные темы обходились четырьмя сюжетами, смешивая их при необходимости:

– перевоспитание хулигана или троечника, удачное или неудачное (этим сюжетом объединяются фильмы «Васек Трубачев и его товарищи», «Необыкновенные приключения Мишки Стрекачева», «Тихие троечники», «Приключения Электроника»);

– триумф маргинала или изгоя («Чучело», «Доживем до понедельника», «Чудак из 5 «Б»);

– бунт против учителя («4:0 в пользу Танечки», «Расписание на послезавтра», «Дорогая Елена Сергеевна»);

– первая влюбленность («Все наоборот», «Не болит голова у дятла», «Вам и не снилось», «А может, это любовь?», «Звонят, откройте дверь»).

Обычно к любому из этих сюжетов добавлялся мотив дружбы одноклассников. Он, кажется, так и не вырос в отдельный, полноценный сюжет – но образ дружбы-помощи оставался основой фильмов о школе до самого конца детского кино.

Белорусское детское кино увлеченно заговорило о школе только во второй половине 1970-х и за десяток лет создало свои мифы об уроках и каникулах: экранный музей школьного детства. Белорусские фильмы о школе и каникулах можно разделить надвое: в одних есть драматичный отзвук школьного фильма, который описывает школу или детский лагерь как пространство этического конфликта детей, учителей и родителей, а другие близки к бытовым анекдотам о школе и похожи на воспоминания о детстве. В них нет проблемных тем и подспудного высказывания по вопросам воспитания: это просто летопись детства, написанная ребенком.

Фильмы-анекдоты и фильмы-воспоминания обычно адресованы младшим школьникам: их детский мир, во всей своей противоречивости, дружелюбен и приятен. Среди них много экранизаций популярных детских книг и несколько оригинальных сюжетов: «По секрету всему свету», «Удивительные приключения Дениса Кораблева», «Этот негодяй Сидоров», «Капитан Соври-голова», «Как я был вундеркиндом», «Большое приключение», «Три веселые смены». Фильмы с оттенком драмы предназначаются зрителям постарше – подросткам, чей мир шире и сложнее. Фильмов-анекдотов заметно больше, но это не значит, что забавный, «детский» образ детства не носит примет того самого конфликта: темы взросления, давления и доверия, непонимания и разочарования в них тоже проговариваются, но лишь смутным фоном занимательной истории, сохраняющей светлый тон.

Первой о школе высказалась новелла о подростковой любви «Мой друг Кнопик, который знает все» в киноальманахе «Веселый калейдоскоп», фильм Александра Чекменева по сценарию Алексея Тулушева и Марты Пятигорской, которые написали сюжет по рассказу «Дождь на картошку» Виктора Козько. Друг Кнопик, который знает все, он же Ваня Кнопиков (а в первом сценарии еще прелестнее – Клопиков) пытается помочь другу объясниться в любви однокласснице. Очаровательной новелле не повезло оказаться в комедийном киноальманахе среди двух взрослых новелл и остаться без зрителя, которому она была адресована. В этом ракурсе, под неудачным общим заглавием «Веселый калейдоскоп» история первой влюбленности тоже выглядит казусом. Само отчаяние уставшего от своего страха Вити, длясь и обрастая воображаемыми эксцентрическими сценками, превращается в комедию.

Кадр из новеллы «Мой друг Кнопик, который знает все» в альманахе «Веселый калейдоскоп»

По совпадению «Мой друг Кнопик» стал формулой белорусских школьных сюжетов, потому что вобрал все сюжетообразующие элементы будущих фильмов: и воплощенный в воображаемых сценках конфликт объективного и субъективного, мотив дружбы двух пионеров, образы друга-советчика и нравственного наставника, хорошего и посредственного учителей, образы известных детских пространств – школы, двора и подвала, тайного места детства. Дан и первый образ влюбленности, которая парализует героя, превращает его в беспомощного дурачка, в неудачника, иногда побеждающего (это стоит ему колоссального труда и ссоры с лучшим другом). Герои белорусских детских фильмов никогда не умели быть влюбленными, любовь тяготила их и вызывала в детском мире одни неприятности, от нее умышленно или неосознанно старались избавиться, наконец, с нею смирялись: все это «Мой друг Кнопик…» тоже запечатлел.

Троечники против!

В приятных фильмах о школе и в школьных драмах часть зрителей узнавала свою школьную жизнь, будь то увлекательные октябрятские дела или оголтелая травля изгоя (следует отдать должное советскому кино: действительных унижений школы во всей полноте оно тактично или стыдливо не показало ни разу). Школьный фильм говорил о школе метафорой армии, а фильмы о забавных буднях – метафорой вечных каникул, и вместе они создали двуликий миф о том, что школа – это строгий порядок или веселый беспорядок. В 1978 году Игорь Добролюбов поставил по сценарию Нины Фоминой, автора киносказок «31 июня» и «Она с метлой, он в черной шляпе», фильм «Расписание на послезавтра», который не укладывался в такие представления: он просто был основан на других категориях, незнаком абсолютному большинству советских зрителей и, в общем, нереален. Этот фильм – мрачный ответ на советский миф о вундеркиндах, созданный еще в тридцатые в «Концерте Бетховена». «Расписание на послезавтра» изображает школу-заповедник, уникальную территорию для уникальных детей.

Это идеальная физико-математическая школа, здесь растят гениев, великих ученых, избранных: вот первая неузнаваемая примета. Директор и учителя – прекраснейшие люди без тени монументальности и армейской выучки, которыми так скоро наделяют экранных учителей. В школе нет унижений и уравниловки, учеников пестуют. Они свободны в интересах и