Шрифт:
Закладка:
История вундеркинда прелестна эксцентричностью, которую Владимир Голованов доводит до гротеска, но въедливые персонажи не ядовиты благодаря добрейшему юмору и нежному отношению к ним. Эксцентрический тон смягчается лиричными фантазийными сценами и щемящими песнями об улице детства – и особенным настроением в образах героев: печальной сосредоточенностью Севы, сыгранного Арнасом Катинасом, и заразительной беззаботностью улыбчивого Гришки, Гедрюса Пускунигиса. Вот еще один эксцентрический авторский знак: в следующем фильме Марковского «Летние впечатления о планете Z» эти ребята снова сыграют главных героев, школьника и инопланетянина, и два сюжета сольются в забавный художественный мир, чье главное свойство – дружба.
Мир Севы, как ни странно, узок и фрагментарен, но в нем умещаются все важные места для памяти о счастливом детстве: двор, парк, озеро, школа, тихие улицы одноэтажных домов, уютные квартиры с роялем и круглым столом, лиловые и серебряные, полные алеаторики вечера. Даже потайное детское место, подвал, в котором хранится дружеская тайна – собачий приют Гришки, в этом мире тоже есть. Как ни желает целеустремленная бабушка сузить мир Севы к одной-единственной цели, мир все равно расширяется в измерение фантазии, и в нем все равно появляются таинственные, потусторонние персонажи вроде воображаемого профессора в исполнении Николая Гринько. Этот мир подробен и любовно выписан – и непоправимо близок к опасности быть миром не детства, а воспоминаний о нем. С тою же неутомимостью, что в фильме «Удивительные приключения Дениса Кораблева», отчетливый ракурс памяти создает эпизодических персонажей, являющихся не пойми откуда по логике эмоциональной памяти или сновидения. «Все это было похоже на какой-то летящий сон»,– замечает однажды Сева.
Память своевольна: помимо Севкиной воли она рисует ему увлекательное детство, в котором кроме надоевших занятий возникают волшебные зарисовки и эксцентричные сценки. Так поверх детского ракурса распространяется взрослый, поверх лапидарного сюжета о бунте – поэтический сюжет о прихотливости памяти, и кроме одного рассказчика – Севы, от чьего имени и ведется повествование, проявляется другой – может быть, режиссер или выросший Сева, вспоминающий детство. Прекрасное завершение темы: свободу троечников, которой искал вундеркинд Сева Соколов, он обнаружит в своей памяти о детстве.
Где обитают хулиганы
Образ летнего лагеря возник в пионерских фильмах 1920— 1930-х годов, и с тех пор в традиции соцреализма лагерь, пространство созидательной свободы, идиллического детства, непременно связывался с поощрением, наградой за хорошую учебу, достойное пионерство. В редких сюжетах он перенимал свойства хронотопа школы, места коллективной жизни, дружбы и порядка, но до конца шестидесятых в лагере, в отличие от школы, происходили не этические, а приключенческие конфликты. А в 1970-е образ подхватывается волной от фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» и становится двуслойным: эксцентрической пародией на школьные будни для детей и сатирическим иносказанием для взрослых. С этого времени образ лагеря тоже считается миниатюрой общественного устройства и, в противовес пионерскому пространству школы, становится местом обитания другого героя – хулигана. Во второй половине 1970-х годов «Беларусьфильм» обошелся двумя лентами о летнем лагере – меланхоличными «Лесными качелями» в 1975 году и беззаботными «Тремя веселыми сменами» в 1977-м. Вместе они составляют полный образ лагеря, где, с одной стороны, весело проводят лето, а с другой, проходят эмоциональные и моральные испытания.
«Лесные качели» по сценарию Инги Петкевич – первый полнометражный фильм Михаила Пташука на студии «Беларусьфильм». Перед тем он снял фильм для детей «Про Витю, про Машу и морскую пехоту» на Одесской киностудии и не желал оставаться в детском кино, «Лесные качели» были его попыткой выйти за пределы.
История вращается вокруг нового директора лагеря, военного в отставке в исполнении Олега Ефремова, а второй фокус сюжета – на любви подростков, охраняемой от ханжества с упорством и твердостью, достойной уважения. Замечаете, как в сюжете просвечивает канон школьного фильма?
Кадр из фильма «Лесные качели»
Летний лагерь в «Лесных качелях» – пространство свободы и вместе с тем постоянного ограничения, подчиненное взаимодействию порядка и хаоса. Это воплощается даже на физическом уровне: лагерь расположен в прекрасном открытом месте, и детям как будто предоставлена свобода, но все вольности под запретом, и особенно выход за границу лагеря. Сюжет берет давно известную советской кинодраматургии двоякую метафору заповедника и рифмует школу с армией. Образ лагеря насыщается приметами косной иерархии, так что бывший военный, ставший директором, выглядит в нем свободнейшим из людей. Главным маркером свободы становится отношение к влюбленным, которые не дают покоя старшей вожатой и вдохновляют начальника. Взрослый ракурс выделяет образ учителя, которому канон школьного фильма велит предъявить счет: за ханжество.
В том же пространстве лагеря существует другой мир, изображенный в детском ракурсе,– хулиганистый, способный вовлекать чудовищных взрослых в свою большую игру: мир фильма «Три веселые смены». Его герои не младше персонажей «Лесных качелей», но летний отдых для них – сплошное удовольствие, и, честно говоря, им наплевать на запреты. Веселье не терпит длиннот: фильм состоит из трех серий-новелл, в которых изложены хроники трех смен летнего лагеря «Зубрёнок». Новеллы перекроил из своих рассказов Юрий Яковлев и поставили три режиссера: Дмитрий Михлеев, Валерий Поздняков и Юрий Оксанченко.
В белорусском экранном мифе о детстве очень долго не было центрального образа, связанного с отдыхом. Повседневная детская жизнь вся заключалась в школе, а вот квинтэссенция детства таилась точно не в школьных занятиях и до появления «Трех веселых смен» была невнятна. Можно сказать, этот фильм ввел в художественный дискурс образ главного белорусского пионерлагеря, открытого за восемь лет до фильма. В белорусской детской культуре «Зубрёнок» заменил центральный пионерский рай «Артек» – так белорусскую детскую жизнь отделили от общей советской.
В «пионерском раю» детство нуждается в полном, совершенном воплощении. По Яковлеву, это бескрайняя тайна, скрытая от взрослых. Действие всех трех новелл связано с тайной и масками, они дают тайне три разных воплощения. Тайна подчиняется тем же правилам взаимодействия порядка и хаоса, а еще центробежных и центростремительных сил, обозначивших в устройстве лагеря центральный домик директора и дыру в заборе, через которую можно из лагеря сбежать. Все истории, по духу хулиганства похожие на тысячи воспоминаний о лете в пионерском лагере, начинаются с нарушения границ: с этого в фильме и начинается детство. По старой соцреалистической привычке для разъяснения правил, точнее, важности порядка фильм начат образом новоназначенного начальника лагеря, которого заверяют, что все будет хорошо и «как надо». Это для того, чтобы обозначить