Шрифт:
Закладка:
Образный строй в фильме сосредоточен вокруг образа природы, а в повести – вокруг образа человека. В экранизации 1974 года природа перестала быть враждебной, жутковатый остров больше не пугает, наоборот, позволяет наблюдать за собой и охранять себя. Все так переворачивается, что человек теперь способен навредить только природе: вместо контрабандистов, которых боялись герои повести, и вместо шпиона, от которого чуть не погибли герои «Детей партизана», появляются браконьеры. Они сами пугаются мальчишек и бегут с острова, а за вред природе наверняка понесут наказание, но уже за пределами истории. В сюжете робинзоны успевают только передать милиции фотопленку, на которой запечатлены бандиты.
Изменения в робинзонаде вызваны смягчением нравов: в середине 1970-х годов, когда Полесье освоено, обжито и почти загублено мелиорацией, охотиться, чтобы выжить, и обживать остров увлекательными, но варварскими способами глуповато. Новые робинзоны добры к природе. Пробыв на острове по крайней мере две ночи, они никому не причиняют вреда и даже милуют пойманного зайца, хотя Диме очень хочется заняться настоящим выживанием – поохотиться, чтобы прокормиться.
Да, робинзоны 1974 года – самые добрые из всех, кто отправлялся в плаванье по полесским разливам. Их единственная награда – возможность наблюдать диких зверей, которые их не боятся. Чудные кадры дикой природы и акварельно снятые, захватывающие пейзажи – такое пленительное достоинство фильма с лихвой перекрывает его медлительную эмоциональную созерцательность, которую дети плохо переносят. Правда, как робинзоны 1934 года, Олег и Дима видят сны и фантазируют, но эти сценки, в большинстве эксцентрические, снятые в ускоренной съемке и в сепии, кажутся причудой режиссера, заскучавшего от идиллии.
К финалу остров становится сказочным, прекрасным и замкнутым миром, даже браконьерская избушка на курьих ножках посреди болота выглядит именно сказочной, неопасной. Заслуга ли это оператора Феликса Кучара или обаяние полесской природы, но кажется, в этом отстраненном, потустороннем мире, изображенном ласково и сосредоточенно, совершается великое колдовство, а героям позволено развести костер на его краю. Да, что-то сталкеровское проявляется в нем, но от фантастического перерождения образ природы защищает нежная, живая музыка к фильму – ее написал композитор и органист Олег Янченко, основатель Минского камерного оркестра, автор музыки ко многим другим, взрослым фильмам «Беларусьфильма»: «Жизнь и смерть дворянина Чертопханова», «Люди на болоте», «Знак беды», «Наш бронепоезд».
Мальчишки по вынужденной советской привычке озвучены женскими голосами, но примем это как неизбежное в кинематографе, где процесс озвучания был слишком громоздким (по цензурным причинам тоже) и детям было мало доверия. Акварельный фильм о хорошем отношении к природе, с добрым, почти прозрачным юмором и дружелюбной улыбкой в мальчишеских образах – такой стала третья экранизация «Полесских робинзонов», первый экологический детский фильм в белорусском кино, знак новой смены детских эпох.
В семидесятые фильмы все чаще стремились выйти из пионерского ряда вон. Однажды «Беларусьфильм» предпринял занимательную попытку сложить о пионерских буднях что-то вроде сказки. Так в 1976 году появился кинофильм с интригующим названием «Про дракона на балконе, про ребят и самокат», сказка для младших школьников, в которой имелись и дракон, и балкон, и самокат, но несмотря на множество детских сокровищ, фильм затерялся в детском кино. Он был экранизацией сказки Григория Ягдфельда «Пропал дракон» – вернее, должен был стать, но история постановки случилась такой нервной и раскаленной, что между сказкой и фильмом разверзлась пропасть.
Зачин типично пионерский: школьники узнают, что в их городе живет известный писатель, и зовут его выступить перед пионерами. Писатель соглашается, но вынужден отлучиться. Пока его нет, герои случайно теряют его тритона (он же дракон). Нужно найти и вернуть его на место – и спустя несколько неуклюжих приключений это удается, так что краснеть на встрече героям не приходится.
Экранизировать книгу Ягдфельда сценарно-редакционной коллегии «Беларусьфильма» посоветовал режиссер-патриарх Владимир Корш-Саблин, тогда художественный руководитель студии. От такой рекомендации не отказываются. Киностудия обратилась к Ягдфельду, он вместе с Ниной Гернет, своим постоянным соавтором, написал сценарий под рабочим названием «Лида, Миша и дракон». Сценарий пару лет держался в запасе и в тематических планах киностудии включался только в резерв, пока в 1975 году не вошел в производственный план.
В конце 1973 года литературный сценарий обсуждали дружелюбно: худсовет радовался тому, что на «Беларусьфильме» снимут детскую комедию (а действие склонялось в комедию положений с большой долей эксцентрики), хотя писатель Василь Витка, самый суровый критик в худсовете, дал о сценарии резкий отзыв:
«Ліда і дракон» – камедыя для дзяцей. Так вызначаны жанр і характар сцэнарыя. На жаль, усе прыгоды падначалены адной-адзінай задачы – смяшыць, забаўляць. Дзеля чаго? Проста так, без усялякай мэты. Сюжэт раскручваецца на халастым хаду. І вось натуральны вынік: чытаеш, разблытваеш клубок усіх гэтых штучна прыдуманых падзей і сітуацый – і ні адна не выклікае нават звычайнай усмешкі.
Сцэнарый не мае ні мастацкай, ні пазнавальная цікавасці»90.
Отзыв Василя Витки был, в общем-то, несправедлив: сценарий был не так плох, как ему хотелось думать, и точно лучше среднего студийного сценария. Сценарно-редакционная коллегия всегда прислушивалась к отрицательным отзывам писателей и стала искать способы улучшить сюжет, исходя из очень взрослого унылого суждения о том, что детям будет скучно и обыденно искать тритона, а тем более за этим наблюдать. «Для придания сюжету бо́льшей занимательности, даже таинственности интереснее было бы, чтобы дети искали таинственное существо со сказочным названием дракон», заключила коллегия91.
Иными словами, комедийному сюжету попробовали привить безотказную, спасительную тайну. Этим улучшением сюжет Ягдфельда сразу был испорчен, потому что не мог примириться со сверхъестественностью событий. Наоборот, он был предельно обыденным и подчинялся главному закону детства – закону равенства, которым любой бытовой предмет соединялся с волшебством и тритон безо всяких ухищрений приравнивался к дракону. Впрочем, предложение редколлегии