– От моих извинений тебе не станет лучше, но я всё равно скажу их. Мне жаль. Вы все пошли во дворец за мной. Смерть твоих подопечных – моя вина.

– Я бы очень хотел, чтоб так оно и было. Тогда я просто убил бы тебя, успокоив душу. Но нет. Виновный есть лишь один. Шемеи, – вор выплюнул имя вторичной жены с такой ненавистью, что Ифе невольно поёжилась.

Слегка покачнувшись, Атсу поднялся на ноги, показывая, что разговор окончен.

– Я раздобуду воды.

– Только будь осторожен, – попросила аментет.

– Не волнуйся. Красть не стану. В пустыне свои правила. И водой принято делиться, если её в избытке.

Мужчина направился в сторону путников, расположившихся неподалёку.

Когда он отошёл достаточно далеко, Ифе внимательно посмотрела на Кейфла. В свете костра его лицо казалось не более бледным, чем обычно, но загнанное выражение в глазах выдавало принца. «Всю дорогу он старался вести себя как ни в чём не бывало. Словно ничего не произошло. Но он убил собственного брата…»

Девушка набралась смелости задать вопрос, который мучал её уже давно. В конце концов, теперь это касалось их всех.

– Кейфл, я вынуждена спросить…

– Понимаю. Даже знаю, о чём ты хочешь знать, – не дал ей договорить принц. – Почему я убил его? Почему меня не остановила даже смерть? И страх перед небытием?

Девушка кивнула, чувствуя, как похолодели руки.

– Ты был сам не свой. Говорил так, будто тебя заставили.

– В этот раз так и было. В моей голове звучал голос. Он говорил такие… Правильные слова. Убеждал так мягко. Шелестел, как песок.

«Шелестящий голос?.. Я тоже слышала его», – Ифе вспомнила кошмар в храме Сета и шёпот в пустыне. Но прервать рассказ Кейфла не решилась.

– Возможно, это был мой собственный безумный разум. На самом деле это неважно. Ведь именно моя рука пролила кровь Никаура.

– Если тебя подговорили, если голос был чем-то вроде заклятия хека, то твоя вина мала.

– Я тоже так думал, – горько усмехнулся принц. – Весь путь сегодня я не чувствовал раскаяния или боли. Мне казалось, что виноват кто-то другой.

Он растёр руки. Как будто на них всё ещё была кровь.

– Это ложь. Ведь когда я впервые захотел Никауру смерти, никакие голоса в голове мне не являлись.

«Она имеет право знать, – думал принц. – Только бы не увидеть на её лице ненависти. Презрения».

Девушка стряхнула песок с края плаща и жестом пригласила хекау сесть рядом с ней. Он не сдвинулся с места. Лишь начал свой рассказ, смотря на Ифе сквозь пламя костра.

– Мать Никаура умерла при родах. Она была первичной женой фараона, и он любил её больше жизни. Тогда у Хафура не было ни одной наложницы. Он и помыслить не мог о том, чтобы быть с кем-то, кроме супруги. Когда её не стало, фараон оказался перед выбором – поставить под угрозу свою власть, ограничившись одним наследником, или найти новую жену.

Ифе была удивлена. Ей сложно было представить влюблённого Хафура. Сложно поверить, что и у него было сердце.

– Гор обязал фараона продолжить род. Бог верил в преемственность власти и не хотел искать нового наместника в случае смерти Хафура и Никаура. Он даже попросил свою возлюбленную Хатхор[17] вдохнуть в сердце фараона любовь к новой женщине.

Голос Кейфла стал жёстче.

– Это была твоя мать?.. – тихо спросила Ифе.

– Да. Она прибыла из далёких земель в купеческом караване. Торговала специями и травами на базаре. Фараон увидел её случайно. Поразился красоте чужестранки, но даже не думал брать её во дворец. Зато Хатхор, ухватившись за восхищение в мыслях Хафура, внушила ему болезненную любовь.

– Но ведь она милосердная богиня! Покровительница любви!

– Милосердная богиня тоже может совершать ошибки. К тому же мысли богов сложно предугадать, – Кейфл покачал головой.

Он не хотел оправдывать богов. Но за долгие годы во дворце привык оказывать им уважение.

– Хафур влюбился. До безумия. А чужестранка всем сердцем любила другого, и на неё сила Хатхор не могла подействовать. Думаю, моя мать вообще верила в иных богов, которым не было места под солнцем Та-Кемет.

– Но фараон всё равно забрал её во дворец, – поняла Ифе.

Кейфл кивнул, обхватывая голову руками.

– Женой он сделать её не мог. Чужестранка постоянно пыталась сбежать, вела себя как дикарка. Поэтому он запер её, назначив первой наложницей. И вскоре родился я.

Ифе в ужасе прижала ладонь ко рту. Она не могла даже представить, что должна была испытывать женщина, с которой так поступили.

– Мне кажется, мама меня любила, – на один короткий миг голос Кейфла стал более высоким, даже детским. – Я почти не помню её. Только отголоски прикосновений, отрывки колыбельных, что она пела на незнакомом языке.

– Но если фараон, пусть и под божественным влиянием, любил её, как он мог…

– Довести её до смерти? Здесь как раз и начинается часть истории Никаура. Ему тогда уже минул шестой или седьмой год. Обожаемый всеми наследник был избалован донельзя. Единственное, чего не было у него, но было у меня – это материнская любовь.

– Он завидовал тебе?

Принц кивнул. «Наверное…» – по его лицу скользили тени от костра, делая бесстрастное выражение скорбным.

– Я много лет не знал, как именно умерла моя мать на самом деле. Лишь официальную версию – от болезни. Но дворец полнился слухами. Я собирал их по крупицам, пока, наконец, не выстроил всю картину. И про деяния Хатхор, и про смерть матери. Никаур оболгал её, сказав, что видел с другим мужчиной. А Хафур, опьянённый неестественно взращённой любовью и ревностью, жестоко убил «возлюбленную».

Принц замолчал. Треск костра стал казаться слишком громким. «Так просто. И так ужасно», – Ифе не знала, что можно было сказать в ответ.

– Я не возненавидел брата. В конце концов, он тоже был ребёнком, лишившимся матери. Даже не знавшим её. К тому же слухи никогда не являлись надёжным источником информации. Я хотел с ним поговорить, попытаться узнать истину. Но Никаур продолжал убеждать меня в том, что мама умерла от болезни.

«И я верил ему. Потому что хотел верить», – принц вздохнул. Ифе слушала Кейфла, боясь пошевелиться.

– Разумеется, зерно сомнения уже было заложено. Я продолжал искать истину. Всё меньше и меньше доверял брату. Не мог смотреть на него. Когда Никаур притворился, что я избил его, сведя следы побоев хека… Когда он сказал, что моя мать убила себя сама и её тело приказали бросить зверям, я…

Кейфл задохнулся от нахлынувших чувств. Ифе подалась вперёд, собираясь сесть рядом с ним, обнять,