Велосипедная дорожка пошла чуть под горку, и моему взору открылся мост, а под ним — какая-то стройка. Громоздились вынутые из земли кучи грунта, между ними — залитые водой ямы. Я шел под фонарем и когда достиг самой ярко освещенной зоны, услышал его. Звук двигателя. Я заметил его потому, что он отличался от звуков машин на шоссе. Он ударил мне по ушам. Я обернулся и увидел машину, мчащуюся на большой скорости.

Машина — с одним человеком в салоне — ехала по велосипедной дорожке и направлялась прямо ко мне.

Многое может произойти за несколько секунд.

Разумеется, все я просчитать не способен, но я точно знаю, что автомобиль весом тысячу килограммов на скорости сто километров в час представляет для человека такую же угрозу, как молоток — для комара. Времени на маневры не было. Я прыгнул вправо и нырнул за поросшую травой земляную насыпь на обочине. На самом деле эта насыпь представляла собой часть стройки. Я прикинул ее высоту — сантиметров сорок; угол наклона — около сорока градусов. Этого должно хватить.

Машина вильнула за мной на обочину и передним колесом врезалась в насыпь. Взревел двигатель, и колеса поднялись над землей. Я плашмя упал на землю, стараясь в нее закопаться. Я почуял, как моей спины коснулась шина, и машина пролетела надо мной. Мне показалось, что у меня хрустнул позвоночник, а кожу со спины содрали. Меня оглушило ревом, как будто прямо у меня над ухом пролетел реактивный самолет. Сейчас это единственное, что имело значение. То, что над головой у меня — машина.

Только когда она пролетела дальше, я приподнял голову.

И сразу увидел: что-то случилось. Положение колес над насыпью находилось в прямой корреляции к скорости и массе машины. Никаких вычислений не требовалось: результат был прямо передо мной. Машина дернулась, тут же перевернулась вверх тормашками и все на той же скорости заскользила вперед. Мне даже показалось, что она ускорилась. Она была похожа на огромные фантастические сани, летящие прямо на стройку. Она влетела в цель с такой точностью, как будто долго тренировалась.

Яма подошла ей почти идеально.

Крыша ухнула на дно ямы, и машина замерла, словно притянутая гигантским магнитом. Я встал — сначала на четвереньки, затем — на колени, наконец — на ноги и попытался понять, что передо мной. Двигатель заглох, фары погасли. Настала тишина — такая же, как была секунду назад.

Вообще все было точно таким же, как секунду назад. За исключением одной детали: в пятидесяти метрах лежала перевернутая машина, самый гигантский из существующих в мире жуков, которого перевернули на спину и столкнули в лужу.

Спина у меня горела — и снаружи, и внутри. Сердце колотилось так быстро, что я заставил себя сглотнуть и задышать ровнее. Все, что я мог, — это стоять на месте. Ценой огромного напряжения воли мне удалось убедить себя, что я жив и что угроза миновала. Все это время я смотрел на машину, не способный переварить увиденное.

Повинуясь инстинкту, я побежал к машине. Ноги у меня болели и почти не гнулись после отхлынувшего адреналина. Чем ближе я подбегал к машине, тем яснее видел, насколько идеально она вписалась в яму. До краев ямы с каждой боковой стороны машины оставалось сантиметров по двадцать пять, с концов — и того меньше. Я подошел к краю ямы и заглянул вниз. Сначала я ничего не увидел.

Рука, плотно охваченная рукавом спортивного костюма с тремя полосками, грозила мне кулаком.

Значит, за рулем сидел А. К.

Разумеется, водительская дверь не откроется. Яма глубокая и узкая, а вода быстро поднималась, выплескиваясь за ее неровные края. А. К. застрял в машине. Ремень и подушка безопасности зафиксировали его на месте. Он негодовал. Я подумал, что еще в тот первый раз ему наверняка очень хотелось меня задавить.

Из-под воды в последний раз показался кулак.

И тут же исчез в глубине ямы, докуда не достигал свет фонаря.

Я обошел машину и других пассажиров не обнаружил.

А. К. в «БМВ» был один. Я огляделся по сторонам. Никаких машин, ни одного человека — только длинный широкий след шин, сначала на велосипедной дорожке, затем на гравии, затем, точкой над i — перевернутая вверх дном разбитая машина.

Спина у меня болела так, что я понял: мне надо или срочно лечь, или начать двигаться. Я думал об этом не больше секунды. Понятно, что ни А. К., ни мне, ни кому бы то ни было еще не принесет никакой пользы, если я разлягусь рядом с машиной.

Я сделал несколько глубоких вдохов и двинулся вперед.

23

— Ребенок сломал ногу.

На лице Эсы было выражение такого страдания, как будто ногу сломал он. Он подбежал ко мне, запыхавшийся. Ноги у него работали нормально. Я держал в руке сломанную ступеньку из Замка приключений. Положив ее на пол, я последовал за Эсой в холл. Я только что приехал на работу, снова с большим опозданием, после практически бессонной ночи. Когда я ненадолго отключился, на меня навалились кошмары — за мной гнались дорогие немецкие автомобили, а из заполненных водой строительных ям вздымались и злобно грозили мне огромные кулаки. С каждым шагом спина отзывалась болью, как будто по ней колотили дубиной. Тем не менее, сегодня я решил уделить внимание физической работе. По двум причинам. Во-первых, я надеялся, что это позволит мне собраться с мыслями. Во-вторых, Кристиан, обязанный следить за техническим состоянием Парка, снова подменял в билетной кассе Венлу и не мог починить сломанную ступеньку.

— Что произошло? — спросил я, с трудом поспевая за Эсой.

— Боюсь, нарушение протокола наблюдения, — ответил он. — Этот маленький спецназовец забрался на стену возле Ружей-тромбонов и упал оттуда. Наверное, хотел подавить противника превосходящей огневой мощью. Достойная уважения бойскаутская подготовка, но подкрепления вовремя не подошли.

— Скорую вызвали?

— Да, но я сказал им, чтобы не торопились.

Я не ослышался?

В холле кишели орущие и носящиеся туда-сюда клиенты, переполненные энергией нового утра.

— Что?

Эса повторил сказанное.

— Господи, но почему?

— Я сделал ему перевязку в полевых условиях. Мать и отец раненого оказали ему первую помощь.

За Зеркалом «Банан» мы резко свернули налево, в зал, где родители могли посидеть и расслабиться, пока детишки играют. В