Шрифт:
Закладка:
— Вот, испробовал новый рецепт, — сказал он. — Но главное отличие в том, что я использовал только органическую муку. Действительно, вкус совсем другой. Некоторые говорят, что никакой разницы нет, но я с ними не согласен. Или органическая мука, или ничего. Как думаешь?
Здоровяк рассуждал о выпечке с теми же интонациями, с какими выносил смертный приговор. Я не видел смысла спрашивать, как он догадался, что это я иду к дому и поднимаюсь к нему на крыльцо. Он просто это знал.
Я взял булочку и откусил кусок. В окне открывался идиллический сельский пейзаж — поле, лес… Булочка была мягкая, теплая и таяла во рту. Я жевал под пристальным взглядом Здоровяка. Проглотив кусок, я сказал, что булочки ему, бесспорно, удались.
— А что насчет органической муки?
Над этим я долго не раздумывал.
— Или органическая мука, или ничего, — сказал я.
— И еще несколько маленьких секретов, — сказал он. — Чуть меньше время выпечки и чуть больше масла. Нужна смелость, чтобы оставить в середке немножко сырого теста. И корица должна быть свежей. Да ты ешь!
Я ел.
Меня дополнительно мотивировал черный пистолет в его правой руке. Булочка была большая. Это много сдобы. Я уже наелся, но Здоровяк чуть повел рукой с пистолетом, показывая, что я должен продолжать жевать. Я сидел в фальшивом фермерском доме посреди сельской местности где-то на юге Финляндии и под дулом пистолета поедал булочку с корицей весом в полкило и размером с два кулака.
Мы не разговаривали. Естественно, я не мог говорить с набитым ртом. Но и Здоровяк молчал. Маленькая черная дырка пистолетного дула метила прямо мне в грудь. Все, что я слышал, это звуки, производимые моими собственными челюстями. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем я проглотил последний кусок булки и вытер рот. Мы смотрели друг на друга.
— Ну? — спросил он.
— Очень вкусно, — ответил я, надеясь, что использую верную терминологию. — Температура выпекания, количество масла и органическая мука в совокупности дают превосходную текстуру.
Здоровяк посмотрел на меня так, словно я был протухшей рыбиной.
— Я имею в виду, ты, наверное, хочешь мне что-то сказать. Ты же не просто так сюда приехал.
— Да, — кивнул я.
Действительно, я приехал сюда не просто так. Или меня отведут в красный сарай, или отвезут к любимому пруду Игуаны, или я пройду назад три километра до автобусной остановки своими ногами.
— У меня проблема с персоналом среднего звена, — сказал я, глядя Здоровяку в лицо, чтобы не упустить его реакцию. — Эта проблема оказывает негативное воздействие на нашу с вами договоренность.
— Под средним звеном ты имеешь в виду?..
— Я не знаю, как его зовут. В последний раз я приезжал сюда в его внедорожнике. Его друга-тираннозавра зовут А. К.
Здоровяк засмеялся. Это был совсем короткий смешок, и он очень быстро стих. Цвет его глаз я определил бы как средний между голубым и серым. На его лице глаза смотрелись, как две царапины, как будто он годами щурился, и в результате этот прищур остался с ним навсегда. Я глубоко вдохнул. И рассказал, как меня силой усадили во внедорожник, как превратили мое лицо в сиденье для голой женщины, а потом потребовали от меня пятьдесят тысяч евро, которые, на мой взгляд, должны принадлежать самому великому пекарю. Слово «пекарь» я не упоминал, но все остальное рассказал в точности так, как это произошло на самом деле.
Мы какое-то время сидели в тишине. Я надеялся, что эта тишина не закончится новым предложением угоститься булочкой с корицей. Этого я не вынес бы. Мой желудок переполнился сахаром, маслом и органической мукой до такой степени, что я испытывал боль.
— Она села тебе на лицо?
— Технически я не назвал бы это сидением, — ответил я. — Она просто… опустилась. Ненадолго. Как будто запрыгнула на велосипед, но через несколько секунд устала и спрыгнула назад.
Здоровяк ненадолго задумался.
— Это тебя взбодрит, — сказал он. Прозвучало это так, словно он обращался скорее к себе, чем ко мне. — Эта выпечка. Булочки, булочки, булочки. Доставит приятное разнообразие.
— Я не нахожу это особенно стимулирующим, — сказал я, стараясь вернуть разговор в прежнее русло. — И пятьдесят тысяч евро…
— Это я понял, — прервал меня Здоровяк, снова становясь собой. Он выпрямился на стуле, но пистолет по-прежнему держал нацеленным на меня. — У тебя есть лишние пятьдесят тысяч?
— Что? — не понял я. — Конечно, нет.
— Как дела в банке?
— Еще слишком рано для окончательных выводов. Количество выданных кредитов превысило все ожидания.
— То есть деньги уходят, но не возвращаются.
В его голосе появились пугающие ноты. В том смысле, что он звучал абсолютно нейтрально. Пугало содержание его слов.
— На этой стадии так и должно быть, — честно сказал я. — Организация операций…
— Кто-нибудь уже расплатился по кредиту?
На этот вопрос у меня был только один ответ:
— Нет. Но я этого и не ждал. Первые выплаты начнутся на следующей неделе.
— Что там насчет Парка аттракционов?
— Парка приключений. Он на грани.
— На грани чего? Он приносит прибыль?
— Да. Но минимальную.
— Короче говоря, материнская компания вполне успешна, а у банка многообещающий старт?
— Это честная оценка нынешней ситуации, — сказал я. Это была и моя оценка тоже.
Но я не совсем понимал тона, в котором мы вели этот разговор. В нем присутствовало что-то не совсем правильное. Передо мной сидел инвестор, чей капитал таял и чье будущее представлялось все более рискованным, но он выглядел так, словно это волновало его меньше всего. В любом случае я не располагал временем, чтобы размышлять над этим. Мне все еще нужно было позаботиться о…
— Что касается среднего звена, — прервал он ход моих мыслей, — просто скажем, что я обращу на это внимание.
— Что вы имеете в виду?
— Если у тебя нет пятидесяти тысяч евро, как ты заплатишь ему пятьдесят тысяч евро?
— Никак.
— И что будет дальше?
— Он покажет эти фотографии вам и…
Я