class="p1">Он в восторге.

– Точно. Я говорю всё это для того, чтобы вы поняли, почему мне неизвестно, когда вы туда доберётесь, – может, через пару дней, а может, и через три недели. Сами увидите.

– Ну да, – говорит Морис, – там видно будет. Спасибо за информацию.

– Не за что. Поезд на Марсель отправится с пути «С».

Мы отходим от кассы, еле сдерживая смех, и я как раз начинаю смеяться, когда в пяти метрах от себя замечаю его. Брат его тоже увидел, но нам уже не спрятаться и не сбежать.

Продолжаем идти вперёд. Сердце стучит так сильно, что его, наверно, можно увидеть сквозь рубашку.

Он остановился, узнал нас.

– Здравствуйте, мсье.

Если он сейчас что-то сделает – вытащит оружие, свисток или бросится на нас, я уже знаю, куда буду бить, врежу ему ногой – носок моего ботинка обит железом, мало не покажется.

– Здравствуйте.

Голос у него всё такой же механический, лишённый человеческих интонаций. Это переводчик из «Эксельсиора», тот, что переводил для твидового пиджака.

В первый раз вижу на его лице нечто вроде улыбки.

– Уезжаете куда-то?

– Да, в другой лагерь «Товарищей Франции».

– Чудесно. И где это?

Какое счастье, что нам попался такой говорливый кассир. Я пускаюсь в одну из своих любимых импровизаций.

– В Роанне. Но это далеко, нам надо будет сделать пересадку в Марселе, Клермон-Ферране, Сент-Этьене и Мулене.

– Прекрасно, прекрасно.

Морис оправился от первого шока. Если он ещё не арестовал нас, значит, ничего не знает про папин арест.

– А вы, мсье, всё так же работаете в Ницце?

Он утвердительно кивает.

– У меня был небольшой отпуск. Как раз еду обратно.

Стоим, переминаясь с ноги на ногу.

– Что ж, до свидания, господа, желаю вам хорошо провести время в Роанне.

– Спасибо, мсье. До свидания, мсье.

Уф.

– Если так и дальше пойдёт, – говорит Морис, – мы загнёмся от инфаркта ещё до того, как немцы поймают нас.

Поезд пришёл. Несмотря на предупреждение кассира из Канн, пересадка на Лион была чуть ли не мгновенной. До Авиньона путешествие было почти приятным, но, как только мы отправились дальше, на нас напал враг, о котором мы совершенно не подумали, – холод.

Поезда, разумеется, не отапливались, а мы ехали с юга на север, всё больше удаляясь от средиземноморского тепла. В Монтелимаре я побежал в туалет и натянул на себя трое трусов, одни поверх других, три майки и две пары носков. В Валансе я добавил к ним две пары рубашек с коротким рукавом, двое шорт и мою третью и последнюю пару носков – еле ботинки натянул.

Но, хотя на мне и была вся эта одежда, руки и колени у меня всё равно были голые. В Лионе, стоя на платформе, по которой гулял холодный сырой ветер, мы с Морисом устроили соревнование, чтобы выяснить, кто громче стукнет зубами; я оказался далеко впереди, хоть Морис и пытался утверждать обратное. Из-за этого вспыхнула ссора, которая нас немного согрела, но, когда через полтора часа поезд пришёл и повёз нас дальше на северо-запад, ситуация стала критической. Другие пассажиры уже были в своей зимней одежде: пальто, перчатках, платках, а мы были одеты, как курортники. Мне и в голову не приходило, что в одной и той же стране может быть такая разница в климате. В школе мне рассказывали, что Франция – страна с умеренным климатом, но теперь я убедился в том, что это ложь. Франция – очень холодная страна, а из всех её городов чемпионом по низким температурам является Монлюсон.

Посиневшие, дрожащие от холода, мы сошли с поезда на серую платформу, над которой нависало серое небо, а серый вокзальный служащий принял у нас билеты. Так мы очутились в городе, лишённом каких бы то ни было красок и продуваемом ледяным ветром. Стояло начало октября, но никогда ещё зима во Франции не наступала так рано, как в 1943 году.

Люди меряли шагами тротуары, чтобы согреться, но ветер, казалось, дул сразу со всех сторон. Этот город был одним сплошным ледяным сквозняком, и пальцы у меня на ногах, невзирая на все слои ткани, словно бы превратились в кусок мрамора. Короткие рукава рубашек не защищали от ветра, он проникал за пазуху, и я был покрыт гусиной кожей от самого Валанса.

Стуча зубами, Морис ухитрился произнести:

– Надо что-то делать, иначе подохнем от воспаления лёгких.

Я был с ним совершенно согласен, и мы бросились бежать со всех ног по унылым улицам.

Хорошо известная фраза «Побегай немного, чтобы согреться» – несомненно, самая большая глупость из множества тех, что взрослые считают нужным повторять детям. Пережив этот день, я твёрдо заявляю – если вам очень холодно, бегать бесполезно. Это сбивает дыхание, утомляет, но совершенно не согревает.

Примерно через полчаса таких упражнений, где чередовались пробежки, бешеный галоп и растирание рук, я тяжело дышал, но трясся от холода ещё больше.

– Жо, послушай, надо купить пальто.

– У тебя что, есть талоны на текстиль?

– Нет, но надо попытаться.

На улице, огибавшей унылую площадь, как радуга, я увидел крохотный магазин, одну из тех лавочек, которые современные большие магазины разоряют за три месяца.

Пыльная витрина, облезлый фасад и почти истершаяся вывеска: «Одежда для мужчин, женщин и детей».

– Идём.

Как только дверь закрылась, я испытал, может быть, самое приятное чувство в своей жизни: магазин отапливался.

Тепло мгновенно проникло через каждую пору на моей коже, и я бы с радостью растянулся на полу в блаженстве. Даже не глянув на добрую женщину, смотревшую на нас из-за прилавка, мы прилипли к тихонько гудевшей печке.

Владелица магазина смотрела на нас во все глаза. Видимо, зрелище было непривычное – вряд ли в Монлюсон часто наезжали мальчуганы, в жуткую стужу разгуливающие в надетых одна на другую рубашках с коротким рукавом и прижимающие к груди свои перекидные сумки.

Я чувствовал, как моё мягкое место медленно прокаливается, и находился в экстазе, когда добрая хозяйка спросила у нас:

– Дети, что вам угодно?

– Мы хотели бы купить пальто или толстые куртки, талонов у нас нет, но, может быть, если мы заплатим чуть больше, вы сможете…

Она огорчённо затрясла головой.

– Да хоть миллионы заплатите, мне нечего вам продать, нам уже очень давно ничего не привозят, оптовые предприятия остановили поставки.

– Дело в том, – сказал Морис, – что мы сильно мёрзнем.

Она посмотрела на нас с жалостью.

– Это заметно, – сказала она.

Я встрял в разговор:

– А у вас не найдётся свитеров или чего-то, чтобы немного утеплиться?

Она засмеялась так, будто я