Петровский отошел назад и оглядел творение своих рук:

- Инсталляция что надо! Наш Иисусик занял свое место!

Шмель и Коряга загоготали. Максим посмотрел им в глаза и, не обращая внимания на впившиеся в голову шипы, улыбнулся мучителям. Коряга набычился и вынул из-за пояса нож.

- Оставь, как есть! – приказал ему Петровский. – Собирайся, уходим! Рядом с ним нельзя оставаться долго! Шмель, веди нас!

Доцент вышел последним. Он задержался и послал Проводнику воздушный поцелуй.

- Дисциплинка у вас… - прошептал Максим, глядя ему в глаза.

Петровский закрыл за собой дверь.

Глава 3

Максим не помнил, сколько времени он висел. Страшно хотелось пить, язык превратился в соленую сухую тряпку, царапающую нёбо и десны. Шипы колючей проволоки рвали израненную кожу. Максим качнул головой и попытался немного сдвинуть страшный венец. В глазах потемнело, и он едва не потерял сознание.

Прямо перед носом, из ниоткуда, появилось ведро воды. От него веяло прохладой. Максим вытянул шею, изогнулся, пытаясь добраться до блестящей глади. Видение растворилось в тумане, зато со всех сторон теперь кружились бутылки с минералкой, чайники, кувшины и даже кастрюли.

Максим вдруг увидел себя на прогулке с мамой. Они шагают по городу в модный магазин, мать долго выбирает новое платье. Очень хочется пить. Максим просит воды, но в ответ на голову опускается тяжелая рука. Удар опрокидывает беззащитного ребенка на пол, и он катится почти до прилавка.

«Зачем вы так с дитем-то?» - укоризненно спрашивает продавец. «Не твое собачье дело!» - злобно рычит мать и рывком, за шкирку, ставит сына на ноги – «Роди своих и воспитывай, как хочешь! Я сделаю из него человека! Глянь, как уже выдрыбался, свинья!» Новые удары обрушиваются на голову. Маленький Максим не замечает боли. Телесные страдания отрываются от разума, уплывают куда-то далеко, оставляя его наедине с мыслями и мечтами…

Внезапно туман перед глазами рассеялся. В храм вошел смуглый человек в набедренной повязке. Если бы Проводник мог протереть глаза, он бы, наверное, сделал это три раза. Не каждый день видишь перед собой Иисуса Христа.

- Так ты загнешься, дружище, - печально сказал Христос. – Но твоя стойкость заслуживает уважения.

- После… медовых компрессов это… ерунда, - прохрипел Максим, едва ворочая тряпкой-языком.

- Понимаю. Когда целиком обмазывают медом и суют на ночь в пластиковый мешок – это жутко. Помнишь, ты в детстве лизнул на морозе санки? Даже я не мог смотреть, как ты оставил на металле кусок языка, - вздохнул Христос. – Скажи мне, ты хоть когда-нибудь злишься? Сердишься?

- Не… умею, - попытался улыбнуться Максим. – Озверинчиком… не богаты?

Даже такая короткая речь утомила его. Голова безжизненно упала на грудь.

- Ты все шутишь… А дело-то серьезное. Добром часто пользуются злодеи. Помни об этом.

Максим поднял глаза, но перед ним уже никого не было.

Стены храма сотряс удар грома. Шуршание дождя по крыше превратилось в шум настоящего ливня. Из трещины в потолке на лицо закапала вода – прохладная и сладковатая, как в бреду. Максим жадно слизывал ее, и понемногу жизнь вернулась в обессилевшее тело. Боль заполонила собой череп, вырвалась из тела и повисла где-то в стороне. Ужасно захотелось спать.

Глаза сами собой закрылись, и Максим услышал дикий, но такой знакомый женский крик. Кто-то потянул с головы «колючку», и вспышка адских мучений затопила сознание…

Откуда-то из тумана выплыла стройная фигурка. Девушка резала армейским ножом ярко-зеленую траву. Максим шарахнулся в сторону.

- Крапива! – простонал он. – Только не это! Я не выдержу!

- Муж! – не оборачиваясь, сказала Олеся. – Мне, как фершалу, виднее! Влип в историю – изволь теперь лечиться! У тебя на голове нет живого места.

- Зато полно мертвых, - съязвил Максим. – Сколько время?

- Два еврея, - в тон ему ответила Олеся. – Третий, жид, по веревочке бежит. Ночь уже.

Максим видел, что в храме светло, будто у потолка сияет мощный прожектор. Дыхание перехватило, к сердцу подступил могильный холод.

- Вон отсюда! – заорал Максим изо всех сил. – Быстро! На улицу! Я серьезно! Иначе и мы…

- Бери его! – крикнул майор Церпицкий. Откуда он здесь? Сильные руки схватили Максима и вытащили под косые струи ледяного дождя.

Он еще успел увидеть привязанного к стулу окровавленного человека с длинной бородой. Два офицера в серой форме жестоко и методично избивали его палками.

- Привык он к побоям, что ли? – прогудел чей-то голос.

- Молчать – это привычка всех партизан! – проскрежетал кто-то в ответ.

Видение колыхнулось и пропало.

- Поставьте меня на ноги! – крикнул Максим. Схватился за чье-то плечо и, словно в его руках была нить Ариадны, привел спасителей в старый дом. Туда где оставил куртку, рюкзак и ружье. Майор включил аккумуляторный фонарь, и в ярком свете Максим с ужасом увидел порочное лицо соседа-наркомана.

- Он-то вам зачем?

- Кто бы еще, как ты думаешь, привел бы нас к тебе? – невесело спросил майор, снимая с плеча двустволку. – Пришлось его, так сказать, реквизировать.

Максим заглянул в мутные глаза. За секунду перед ним пронеслась трагедия человека, всю жизнь пытавшегося убежать от собственного дара. Не обладая здоровым цинизмом и способностью отстраняться от реальности, он так и не смог принять его, каждый раз переживая чужую боль, как свою.

- Верно, - сосед зябко повел узкими плечами. – Самое страшное – знать будущее и понимать, что ничего изменить нельзя. Как ты с этим живешь?

Максим вздрогнул и накинул на плечи куртку. Олеся разложила инструменты и перебинтовала ему голову, наложив на раны листья крапивы. Прикосновения ее пальцев были легкие, едва уловимые. И жгучее растение почему-то не жалило, а снимало боль и жар.

- А зачем трава? Ты же можешь руками? – Максим сделал несколько пассов.

- Одно другому не мешает. Если бы не мои руки, тебе пришлось бы накладывать швы, - назидательно сказала Олеся. – А теперь спать.

Девушка провела перед глазами рукой, и Проводник провалился в сладкий мрак. «Лови его! Надо ж было сначала уложить!» - услышал он укоризненный голос майора.

Максим очнулся далеко за полдень. Олеся дремала рядом, положив голову на свернутую камуфляжную куртку. Церпицкий и сосед-наркоман звенели ложками, уплетая рыбные консервы.

- Как оно ничего? – спросил майор.

- Принесите из храма рубашку и брюки. Призраки